Разумеется, не обладающая человеческой нравственностью скотина вовсе не обязательно должна расхаживать на четырех лапах. В истории зафиксированы редкие случаи появления двуногих представителей этой породы. Вот взять, например, Будду или Иисуса Христа. Ни в том, ни в другом, судя по воспоминаниям современников, не было ни капли сволочизма, потому что ни один, ни другой, не отличались никакой нравственностью. Ведь как уже было сказано, человеческая нравственность — это то, чему надлежит бороться с пороками. А откуда взяться человеческим порокам у бесхитростной твари о четырех лапах и хвосте? У кого нет пороков, тому и нравственность на хрен не нужна — это совершенно ясно. Будда был скромным, светлым, сакральным животным в человеческом образе, символом единения и примирения с природой, жившим в полном согласии с законами природы, а не человека, который разрушил свое изначальное с ней единство. За это люди его чтили и любили, как чтят семейного кота, которого глава семейства никогда не прогонит со своего любимого кресла, когда он там уютно посапывает. Даже если надо смотреть футбол, и кресло очень нужно, хозяин принесет стул. Спящий кот — животное священное, и прерывать его сон — святотатство. Кот — это маленький домашний Будда, аутентичный в пределах своей семьи. В свою очередь, Будда Шакьямуни — это свяшенный кот, который уютно посапывает в душе у каждого настоящего буддиста.
Но одно дело Будда, а совсем другое дело — Иисус Христос.
Уважаемые члены ученого совета, вообразите себе благонравную скотину, от природы пороков не имеющую, которая ходит на задних лапах и порицает людские изъяны и все неблаговидные стороны человеческой натуры, совершенно не считаясь с особенностью человеческой уникальной породы и с правом человека на обладание многочисленными пороками. А главное, эта благонравная скотина совершенно отказывает человеку в праве на лицемерие, которое одно только и способно кое-как скрыть человеческие пороки, хотя бы мнимо, и придать всей глобальной ситуации человеческого общения более или менее деликатный характер. Деликатный характер — это когда один человек вырывает кишки второму или трахает его в задницу против его желания, а третий благочестиво отворачивается, вместо того чтобы с удовольствием смаковать всю сцену. И вот неожиданно появляется на свет благонравная скотина, которая совершенно не скрывает своего нечеловеческого, сакрально-животного происхождения, во всеуслышание называя себя не человеком, а "сыном человеческим", и хочет одним махом лишить человечество давно устоявшегося способа деликатного общения! Да как же его после этого было не распять? Правда, в наше время Христа бы уже не распяли, потому что люди давно разучились общаться деликатно. Они с удовольствием смакуют все без исключения сцены, смакуют смакующих людей и сам процесс смакования, и никакой Христос их уже никогда не устыдит. Отдав ритуальную дань Христу в церкви, человек, выйдя из этой церкви, плевать на него хотел. Человеческое лицемерие — всё-таки очень сильная вещь, и никакому Христу с ним не потягаться. Да и надо ли вообще с ним тягаться — вот в чем вопрос.
А вот Ленин, напротив, был чрезвычайно порочным, и вследствие этого, высоко нравственным человеком. Ему хотелось гладить всех по головкам и милые глупости говорить. Но он с этим желанием боролся и убеждал своих подручных бить по головкам и чаще, чаще расстреливать. Именно высокая нравственность и беспощадная борьба с этой своей нравственностью, чтобы она не нанесла вреда великому делу, и создает имидж вождя мирового пролетариата. Именно это характерное качество — осознанная и выстраданная в борьбе с собственной нравственностью величайшая подлость и делает Ленина столь титанической фигурой своего времени — великолепной, немыслимой, феноменальной сволочью, создавшей партию таких же как он сволочей и победившей систему, которую подпирало чиновничество, жандармерия, дворянство, армия… тоже, конечно, сволочи, но все же не такие отпетые сволочи как Ленин и собранная им по грязным помойкам и борделям сволочная пиздобратия под общим названием РСДРП. Зная, что сволочизм — это чисто человеческая черта, нет ничего удивительного, что Ленин стяжал себе прозвище "самый человечный человек". Ленин наглядно показал на историческом примере, что в борьбе двух или более сволочей побеждает не та сволочь, которая сильнее, а та, которая сволочнее. Ленин оказался сволочнее всех прочих сволочей и стал законным победителем в жестокой и безжалостной кровавой сволочиной грызне, пока не нашлась на его пути еще большая сволочь по кличке Коба.
С другой стороны, если человек не идет по пути порока, не имеет амбиций и не получает удовольствия от их удовлетворения за счет других людей, не испытывает, в ответ на эти действия, ударов общественной морали и угрызений собственной совести, то при одновременном отсутствии ума и таланта мы получаем не Будду и не Христа, а невзрачную скотину в человеческом образе, то есть, наблюдаем клиническую картину явного идиота. Вот так, как-то само собой и получается, что всё человечество распадается на три группы, то есть, на сволочей, на идиотов, а также на тех, кто толком для себя не разобрался, кем из двух первых ему следует быть, да так и застрял посредине как половой член, который не сумел вовремя выбрать между обычным сексом и анальным, и в результате бессмысленно долбится в потную промежность на равном расстоянии между обоими отверстиями. Справедливости ради, следует отметить, что таких долбоёбов по жизни — абсолютное большинство.
Не успел я открыть дверцу холодильника, как Уксус запустил в щель когтистую лапу и попытался просунуть туда свою широкую башку. Я деликатно отстранил кота легким пинком ноги осведомился:
— Приятель, ты что, положил туда что-нибудь и хочешь сам вынуть?
Приятель промолчал. Он мрачно смотрел, как на свет божий появляется кастрюля с овсянкой, сваренной с рыбой и яичным порошком. Я положил в миску солидную порцию каши, добавил масляный витаминный раствор и поставил миску на поднос. Кот подошел к миске, но не по прямой, а неким брезгливым полукругом, тронул миску лапой, повернул ее и гнусливо фыркнул. Понятное дело, мясной фарш вкуснее. Кот понюхал кашу, затем повернулся и посмотрел на меня выразительным взглядом.
— А ты сам такое жрать будешь? — по другому перевести выражение, написанное на этой роже, было просто нельзя.
— Жри давай, а то и это отберу, — ответил я на эту наглую безмолвную инсинуацию. Кот еще раз понюхал кашу, просяще посмотрел мне в лицо, в последней попытке отвертеться от овсянки, но встретив мой непреклонный взгляд, уныло опустил морду в миску и обреченно зачавкал.
Покончив с кашей, Уксус подошел ко мне и, плотоядно сощурившись, привстал на задние лапы.
— Ну давай, давай скорее, век воли не видать! — так я перевел бы выражение на его морде в этот момент.
Я подкинул в воздух шарик, скатанный из полуразмороженного мясного фарша. Восемь килограммов кота взметнулись в воздух, лязгнули зубы, и шарик исчез. Некоторые шарики котище мастерски ловил когтями и тут же отправлял в пасть. Распрыгавшись, зверюга иногда начинала крушить мебель. Однажды кот таким образом опрокинул табуретку, на которую я поставил бутылку с уксусом, коим собирался сдобрить казенные пельмени. Жидкость пролилась на кота, и воняющего уксусом, обалдевшего, царапающегося зверя пришлось тащить в ванную комнату, надев на руки кожаные перчатки, и отполаскивать в ванне. Так котяра заработал свою теперешнюю кличку. До этого кот носил кличку Урсус. Я его усыновил в Америке и назвал так потому, что большой мохнатый, косолапый котенок был разительно похож на медвежонка.