Однако известен и другой случай, когда бутылка, брошенная у берегов острова Ньюфаундленд в Северной Америке, пересекла тот же Атлантический океан всего за 33 дня. Ее подобрали у берегов Ирландии. В среднем бутылка плыла со скоростью 80 миль в сутки.
На протяжении веков бутылки были вестниками трагических событий. В 1784 году японский моряк Мате Уяма со своим судном отправился на поиски морских кладов. Во время бури судно разбилось о коралловые рифы в Тихом океане, но команда спаслась.
Терпя бедствие и голодая, Мате Уяма подобрал щепку от разбитого корабля, нацарапал на ней историю гибели судна, запечатал в бутылку и доверил волнам. Океан с изумительной точностью доставил это своеобразное SOS на берег у деревни Хиратемура, где родился Мате Уяма, но, увы, спустя 150 лет...
С древнейших времен бутылка помогала сначала морякам, а потом ученым исследовать пути морских и океанских течений. Пользуются ими и сейчас, хотя основные исследования ведутся теперь на плавучих маяках, плавучих метеорологических станциях и на специальных экспедиционных океанографических судах.
Во время нашего плавания к Земле Франца-Иосифа ученые — члены нашей экспедиции — занимались также измерением морских глубин.
Исследовать глубины вод на ходу ледокола нельзя: показания будут неточными. Поэтому устраивали остановки, или, как их называли, океанографические станции. Во время нашего плавания было сделано 20 станций в тех местах океана, где до нас не производились исследования. Ледокол останавливали, вахтенный штурман определял положение судна. Только после этого научные сотрудники спускали с кормы на дно моря на пеньковом тонком лине или стальном тросике груз, обычно называемый глубоководным лотом.
Максимальная глубина, которую нам удалось определить, находилась в Баренцевом море на 80° северной широты. Она оказалась равной 434 метрам.
Сейчас этот допотопный метод промера глубин почти не применяется. Лот заменен эхолотом, который открыл широкие возможности для точного измерения глубин в открытом океане. С его помощью можно обнаружить на дне горные хребты, одиночные горы, плато, каньоны, короче — узнать весь рельеф морского дна.
Во время остановок нашего судна измерялась температура воды, определялись ее соленость и другие свойства. В придонном слое моря Королевы Виктории обнаружили на глубине 150 метров самую высокую плюсовую температуру.
На 79° северной широты зарегистрировали самые низкие температуры — минус 1,78° Цельсия. Научные сотрудники экспедиции опускали в море трал-планктонную сетку (двойной мешок, прикрепленный к металлической раме). Ее волокли по дну и соскабливали поверхностный донный грунт. Вместе с ним в мешок попадали разные морские жители: морские звезды, ежи, похожие на огурцы голотурии и многое другое. Эти дары моря тут же тщательно изучались.
Шмидт, старший механик ледокола Шиповаленков, начальник зимовки Илляшевич и я занялись осмотром катера, который был погружен на судно перед самым отходом в плавание. Он был настолько почтенного возраста, что Отто Юльевич называл его «ботом Петра Великого».
Дело в том, что заказанный для нас в Норвегии катер, как и следовало ожидать, не был готов к сроку, и начальнику зимовки ничего не оставалось, как взять с собой поднятый со дна моря бот «Грумант». Это было беспалубное парусно-моторное небольшое суденышко с замечательным безотказным нефтяным двигателем. Он мог развивать скорость до 5 узлов. В 1924 году на этом боте Самойлович исследовал Южный остров Новой Земли.
После тщательного осмотра двигателя и корпуса все пришли к единодушному мнению, что плавать на этой старой, хотя и заслуженной «посудине» среди льдов будет далеко не безопасно, и решили не оставлять его на Земле Франца-Иосифа, а отправить обратно в Архангельск на ремонт.
Под вечер на 71° северной широты мы вошли в густо-синие воды теплого течения Гольфстрим.
Измерения придонной температуры в струях Гольфстрима показали плюс 1,3° Цельсия, а температура воздуха, хотя было 24 июля, упала до нуля.
— Через несколько часов войдем в лед, — сообщил капитан, указывая на белесое, словно вылинявшее, небо, и пояснил: — Небо в Арктике, как зеркало, показывает все, что находится под ним. Боюсь, что нас ждут большие скопления льда.
Часа через два мимо нас в величавом спокойствии проплыла большая ледяная гора. Ее острые пики и тупые изломы, лишенные какой-либо симметрии, создавали причудливые и замысловатые очертания.