— Жорж, ты смотришь на мир сквозь черные очки, — не согласился Алексин.
— Я высказал свои сомнения. Разыграть нас вполне могли — был такой случай на Новой Земле.
— Это было бы вопиющее безобразие! — сказал Кренкель. — Такими вещами не шутят...
— Я лично согласен с Эрнстом Теодоровичем, но раз появилось сомнение, нам следует воздержаться от сообщения в институт об этой радиосвязи. Надо сначала проверить, есть ли на Южном полюсе экспедиция Бэрда, — решил начальник зимовки.
Эрнст начал проверять. Теперь постоянно он сидел за приемником.
Время шло, и мы уже смирились с мыслью, что нас разыгрывали, как вдруг спустя десять дней, к всеобщей радости, Кренкель сообщил, что ему удалось подслушать одну американскую радиостанцию. Она передавала информацию о том, что Бэрд из-за туманов все еще не может осуществить свой полет к Южному полюсу, что на барьере Росса произведена смена зимовщиков и судно «Сити оф Нью-Йорк» возвращается в Америку.
Все наши сомнения рассеялись. Тут же была составлена радиограмма в Институт по изучению Севера, где мы сообщали о радиосвязи с Антарктикой. По-видимому, Рудольф Лазаревич не сразу поверил, потому что несколько раз просил сообщить подробности. Через несколько дней ленинградская радиостанция передала сообщение ТАСС о нашей связи с Южным полюсом.
Однажды, записывая в дневник события последних дней, я заснул над тетрадью. Сквозь сон мне показалось, будто кто-то бьет молотом в стены нашего дома. Я проснулся. Встал из-за стола. Подошел к окну. В черноте ночи ничего нельзя было разглядеть. Но рев и грохот были такими, точно сталкивались айсберги.
Я прошел в кают-компанию. Там было пусто. Свернувшись в комочек, спал на диване котенок. Медленно, едва заметно раскачивалась висячая лампа. Я решил выйти из дома, чтобы посмотреть, что делается снаружи. Надев полушубок и захватив с собой винтовку, вышел в тамбур. В темноте нащупал крюк, сбросил его. Откуда-то сверху, вместе с ветром, в лицо понеслись тучи снега. Ничего не подозревая, двинулся вперед, но что-то мягкое преградило путь.
Медведь! Я отскочил в угол тамбура. Сорвав винтовку, приготовился встретить его пулей. Прошла долгая минута — никто на меня не нападал. Я достал спички, чиркнул. То, что я увидел, поразило меня больше, чем если бы это был медведь. Передо мной была ровная снежная стена, и только вверху еще зияла темная дыра, в которую неслись снежные вихри.
— Эрнст, вставай! Нас заносит ураган, — проговорил я, входя в каюту Кренкеля.
— Что случилось? —услышал я голос доктора за перегородкой. — Опять полярное безмолвие заговорило?
Через минуту мы все собрались у плохо открывавшейся двери.
— Товарищи, это надо сфотографировать. Тащи аппарат, а я протяну провод с лампой, — обращаясь ко мне, попросил Эрнст.
Пока мы занимались фотографированием, дверь заносило все больше и больше. В кают-компанию все вернулись сосредоточенные, разговоры не вязались. Против обыкновения много курили.
— Если ураган наберет силу, нам придется искать крышу собственного дома в Британском канале, — сказал Шашковский.
— Ничего с крышей не случится, а вот ты лучше подумай, как пойдешь снимать показания приборов. Сегодня, кажется, твоя очередь? — серьезно задал вопрос доктор.
— Моя, — подтвердил Шашковский.
— Георгий Александрович, через два часа, хотим мы или не хотим, а идти в метеогородок должны. Но как выбраться из дома? — спросил Илляшевич.
— Одному идти нельзя, — вмешался Алексин.
— Да, конечно. Сегодня пойдут трое.
В это время появился Кренкель и сказал, что дыра, которая оставалась некоторое время над входной дверью, занесена окончательно.
— Как быть? Как найти выход из этого в буквальном смысле безвыходного положения? — задал вопрос доктор.
Илляшевич сосредоточенно молчал.
— Давайте попробуем выбраться через слуховое окно на крыше, — предложил Алексин.
— Нет, это не выход. Ветер снесет человека. Рисковать мы не можем, — не согласился начальник зимовки.
— Попробуем сделать разведку, — настаивал Алексей Матвеевич Алексин.
Илляшевич уступил. Взяв фонари и веревку, поднялись на чердак. Но как только мы выдернули засов, ветер сорвал раму с петель и унес куда-то наружу. Фонарь сразу потух. Первым, перевязанный веревкой, переступил подоконник Алексин и мгновенно исчез в метели. Мы трое, едва удерживая веревку, втащили его обратно на чердак.