В это время кинооператоры Новицкий и Кармазинский, запечатлев на пленку первую встречу на корабле, уже спешили на нашей шлюпке к берегу, чтобы снять оставшихся на станции зимовщиков и их встречу с руководством экспедиции. Петр Константинович мечтал увидеть нас бородачами и был чрезвычайно огорчен, когда встретил всех тщательно выбритыми и в костюмах.
— Это не зимовщики, а какие-то лондонские денди. Вы понимаете, что испортили исторические, мировые кадры? Такими я мог снять вас и в Ленинграде! — возмущался он.
К берегу уже подходили корабельные шлюпки, и, оставив нас, Новицкий стал снимать высаживающихся на припай Шмидта, Воронина, Самойловича, Визе и Хлебникова, их дружеские объятия и троекратные поцелуи с зимовщиками.
— Счастлив видеть всех вас здоровыми, — взволнованно проговорил Шмидт и стал знакомить нас с новой сменой. Начальником зимовки был назначен тот самый Иван Маркелович Иванов, который в прошлом году был в составе экспедиции, сопровождавшей нас на Землю Франца-Иосифа, а потом говорил с нами из Ленинградского радиоцентра.
Увидели мы наконец ту первую женщину, которая поехала на зимовку, — Нину Петровну Демме.
После радостной встречи Петр Яковлевич пригласил всех в дом к столу. Конечно, гости пришли в восторг, увидев среди бутылок, закусок и пирогов наши скромные цветы.
Первым выступил Отто Юльевич Шмидт:
— Я поднимаю бокал за лучших граждан Советского Союза, блестяще выполнивших задание партии и правительства и своей зимовкой доказавших возможность жизни и работы человека на Земле Франца-Иосифа. Приветствую и новую смену, которой предстоит углубить начатое великое дело завоевания беспредельных просторов Арктики. Ура!
Все по очереди брали слово. Неожиданно с бокалом в руке поднялась Нина Петровна Демме:
— Мы сейчас были свидетелями неповторимой, волнующей душевной встречи. Я приехала на зимовку, зная, что Арктика сурова, требует от человека исключительного мужества, самоотверженности, и хочу доказать, что женщина тоже может работать в суровых условиях. Я поднимаю бокал за мужество, смелость и энергию, проявленную нашими товарищами, за дружбу.
О нашей зимовке рассказал Кренкель и, как бы подытоживая, закончил:
— Хочу сказать Отто Юльевичу, что здесь, на 81° северной широты, можно жить и работать. Считаю, что наша зимовка является наглядным примером этого.
После обеда Шмидт протянул Эрнсту исписанный лист бумаги:
— Эрнст Теодорович, прошу передать Советскому правительству вот эту радиограмму.
Мы в последний раз включили нашу аппаратуру, и через минуту Эрнст уже работал на ключе: «Москва. Председателю правительственной Арктической комиссии СССР С. С. Каменеву.
22 июля в 23 часа вечера «Седов», украшенный флагами, вошел в бухту Тихую Земли Франца-Иосифа и бросил якорь у нашей радиостанции. Таким образом, первая часть задания выполнена рекордно быстро: ледокол прошел весь путь от Архангельска в семь дней, из которых два дня ушло на остановки, прием людей и груза.
Салютовав выстрелами, зимовщики поспешили в шлюпке на корабль. Яркое полуночное солнце украшало нашу встречу с друзьями.
Трудами семерых человек, проведших зиму на самой северной в мире научной станции, Земля Франца-Иосифа окончательно закреплена за СССР, и всему миру дано доказательство высокого качества и широкого размаха научной работы в стране социализма.
Их имена не должны быть забыты. Они — это Илляшевич, Шашковский, Кренкель, Муров, Георгиевский, Алексин, Знахарев. Станция в отличном состоянии. Работа выполнена под руководством начальника станции Илляшевича превосходно.
Перезимовали очень хорошо.
Съехав на берег, мы до самого утра оставались у них, делясь впечатлениями.
Немедленно начинаются работы по выгрузке новых запасов, перестройке и значительному расширению станции. Начальник экспедиции Шмидт».
Наша станция расширялась. Началось строительство специального дома для радиостанции, нового сарая и даже оранжереи, где предполагалось выращивать овощи.
С ледокола каждый день в бухту Тихую отправлялись партии для проведения научных работ. Возглавляли их специалисты, а в качестве помощников использовались все, кто был свободен: зимовщики, корреспонденты и даже писатель и охотник Иван Сергеевич Соколов-Микитов. Геологи во главе с Самойловичем обследовали скалы, поднимались на обрывы над морем. Геологические работы сопровождались топографической съемкой, которую проводил Г. А. Войцеховский.
Гидрохимик Александр Федорович Лактионов, изучавший лед на различных глубинах, предложил отправиться на ледник Юрия. С ним пошли Шмидт, корреспондент Громов, геодезист Войцеховский и я. Нагрузились всевозможными научными приборами и отправились в район трещин. Когда добрались, Отто Юльевич настоял, чтобы его опустили в трещину на глубину 25 метров. Надо сказать, что это мероприятие было довольно рискованным. Тонкая альпинистская веревка, которой так доверял Шмидт, могла не выдержать и оборваться, — ведь Отто Юльевич весил около 75 килограммов. Вслед за Шмидтом мы опускали в трещину ведро на длинной веревке. В него Отто Юльевич складывал отколотые им куски льда, мы вытаскивали их на поверхность и упаковывали, чтобы в дальнейшем исследовать.