Шмидт был известен как выдающийся ученый-математик, труды которого получили мировую известность. Кроме математики Отто Юльевич занимался историей, языками, естественными науками.
Октябрьская революция дала выход и организаторским способностям Шмидта. Отто Юльевич был членом коллегии Центрального статистического управления, работал в Госплане, Госиздате, являлся главным редактором Большой советской энциклопедии.
В 1928 году Шмидт принял участие в советско-германской экспедиции на Памир, которая изучала труднодоступную, изобилующую ледниками и вечными снегами территорию, куда до сих пор не удавалось проникнуть человеку.
Экспедиция с честью выполнила свои задачи, но едва Отто Юльевич вернулся в Москву, как в 1929 году Совет Народных Комиссаров назначил его начальником нашей экспедиции. Начиная с этого времени, многие важнейшие события в истории исследования и открытий в Арктике будут связаны с именем Отто Юльевича Шмидта.
Шмидт появился в Институте по изучению Севера в сопровождении Визе. Шмидт был высок, несколько сутуловат, носил большую бороду. Одет он был в новую, явно не по росту серую шинель. Еще запомнились кепка и ботинки с шерстяными гетрами.
В течение трех часов длилось заседание в кабинете директора. Сообщение делал Шмидт. По мнению ученых, экспедиции предстояло преодолеть полосу льда длиной не менее 250 миль. Доступ к Земле Франца-Иосифа открыт не каждый год. Но пробиться к архипелагу экспедиция должна во что бы то ни стало. В крайнем случае намечалось перебросить на собаках до ближайшего острова двух человек: радиста и механика, а также продовольствие, рацию, жилье, в котором они могли бы находиться, держать связь с «большой землей».
Далее Шмидт рассказал, что для экспедиции зафрахтован ледокол «Седов», капитаном которого назначен Владимир Иванович Воронин.
Кроме того, Отто Юльевич настоял на приглашении на зимовку врача и повара.
Во время заседания я мог ближе рассмотреть Отто Юльевича. Он произвел на меня огромное впечатление своей романтической внешностью. У него были тонкие черты лица, высокий лоб, длинные, зачесанные назад волосы и пышная черная борода.
Глядя на него, я вспомнил одну виденную где-то гравюру. На ней была изображена ледяная пустыня, торосы, метель и кучка измученных людей. Стоящий в центре бородатый мужчина, удивительно напоминавший Отто Юльевича, указывал рукой, куда надо идти, и как бы говорил: «Назад — никогда!»
После заседания Отто Юльевич беседовал с каждым из нас, зимовщиков. У меня он спросил:
— Как вы считаете, какое нам нужно оружие?
— Драгунские винтовки, но если не дадут — тогда наганы.
Вскоре наркомвоенмор К. Е. Ворошилов лично распорядился обеспечить участников экспедиции оружием. Командированный в Москву Кренкель получил и винтовки, и наганы, а также несколько ящиков патронов.
В начале июля появилось первое сообщение ТАСС о нашей экспедиции.
Оставалось всего четыре дня до отъезда в Архангельск, между тем врача, желающего ехать с нами, все не было. Мы публиковали объявления в газетах, рассылали письма в медицинские учреждения и вузы — наконец появился молодой врач-хирург Борис Дмитриевич Георгиевский и подал заявление с просьбой отправить его на зимовку. Итак, нас стало пятеро.
Наступил долгожданный день. На Московском вокзале собралась большая толпа провожающих. Брали интервью корреспонденты. Снимали фотографы. Нам дарили цветы, конфеты. Какой-то шутник с посыльным прислал нам ящик пива.
Начались прощания. В это время к Рудольфу Лазаревичу Самойловичу подошла высокая красивая девушка:
— Простите, пожалуйста... Вы едете на Землю Франца-Иосифа?
— Да.
— Возьмите этот сверток, — проговорила она и быстро скрылась в толпе.
Самойлович в недоумении смотрел то на сверток, то на нас.
— Давайте вскроем, — предложил доктор.
Мы развернули пакет и увидели шелковое, вышитое золотом алое знамя с гербом СССР. В пакете лежала записка: «Героям Севера от неизвестной. Флаг прошу поднять на Земле Франца-Иосифа». Подписи не было.
Флаг мы передали на хранение доктору Георгиевскому.
Прозвучал долгий свисток кондуктора, и поезд стал набирать скорость.
Всем участникам экспедиции были предоставлены места в мягком вагоне, но мы с Эрнстом решили ехать в теплушке, чтобы не расставаться с нашими грузами и аппаратурой. В дороге Кренкель заболел. Вызвали нашего доктора, но он не нашел ничего серьезного. Стали надеяться, что пройдет.