– Ларингоскоп… – прохрипел я.
– У нас взрослый, клинок тройка меньше нет, как вы…
– Ларингоскоп, бля… – уже громко рычал я. И тут же кому-то из родственников, сунувшемуся в дверь, – На хер отсюда!
– Трубу…
– Пять с половиной, тоньше нет…
– У меня на полке пятерка лежит…
Откуда-то появилась пятерка с моей полки. Быстро.
И опять мысли:
– Молодцы, быстро трубку принесли… Как клинок во рту поместился?.. Есть, вижу голосовую щель… Аккуратнее, пусть кончиком, но только до манжетки… До манжетки… Везти его отсюда… В детскую реанимацию… Нормально… В самом деле и как это я… Точно, сдуру вышло… Теперь проще… Дышим мешком потихоньку… Вроде сатурация немного вверх пошла…
– Алексей Романович, сердце…
На мониторе пошла пилообразная херь вместо комплексов. Потом изолиния. Массаж сердца. И дышим, дышим… Второй (постовой):
– Зови всех кого встретишь…
Первой (своей):
– В вену входи…
– Как… чем… не смогу… не видно…
Посмотрел. Нет вен. Не в подключичную же колоть. Взрослым набором. Один уже уколол…
– В мышцу коли. Атропин и адреналин по 0,3.
Посмотреть на часы – ух ты, уже семь минут как меня позвали. В дверь просунулись попавшиеся на глаза второй медсестре главная сестра больницы и дежурный гинеколог Борисыч.
– Вы, звоните 03, детскую реанимацию для перевозки. Борисыч, сердце покачай, я уже мокрый весь.
Второй сестре:
– Помогай набирать в шприцы…
Время неслось скачкообразно. И опять мысли вспышками:
– Вену… Вену, бля… Венозный досту-у-уп… Ладно в мышцу… Еще адреналин… Еще… Тридцать пять минут реанимации… Ладно еще немного покачаю… Борисыча сменить, он замудохался… Нет ни хера… Бросаем?… Еще немного…
***
Ребенок официально перестал быть ребенком. Он стал телом пушисто-белобрысого ребенка восьми месяцев от роду и около десяти килограммов весом, одетым в синие джинсы, полосатую футболку и одну кроссовку.
– Все, бросаем. Хватит. Бесполезно. Констатация. Все, я сказал. Выкатывайте в коридор, челюсть, руки – сами знаете…
– Алексей Романович, руки как подвязывать – по-мусульмански, по-христиански?
– Я откуда знаю… Сейчас спрошу… Не высовывайтесь пока, кинутся еще… Пойду говорить…
Вышел, оценил обстановку. И снова мысли:
– Ох, сколько родственников набежало… Кто заистерит?.. Та, накрашенная постарше, рядом с отцом… Бабка?.. Этот в тюбетейке и с бородой… Он кто?… Сначала погасить истерику, только потом пустить к телу…
Не просчитал. Истерика была у отца. Рядом с выкаченной в коридор каталкой. Мать словно окаменела. Накрашенная постарше, которая бабкаматьотца и которая была обвешана различными украшениями из желтого металла вместо того, чтобы пойти к телу внука, стояла передо мной. И пугала всеми карами небесными, пугала, пугала… Свои мысли по этому поводу я цитировать не буду. И пружина в груди почему-то продолжала сжиматься. А тут еще за мужиком в тюбетейке и с бородой коситься надо. Он вел себя конгруэнтно – хмуро косился нам меня, но молчал. Накрашенная постарше набирала децибелы. Теперь она требовала отдать тело. Я механическим голосом, негромко, чтобы она сбавляла голос, твердил про обязанность вызвать и дождаться оперативников, следователя и судмедэксперта. Бородатый продолжал молча коситься. Откуда-то вывернулась дежурная терапевт, стала потихоньку оттирать меня плечом. И вдруг на заднем плане замаячил не только хмурый, но и тревожный Борисыч:
– Алексей Романович! Срочно в операционную…
И по пути, скороговоркой:
– Романыч, двенадцать лет… Травма наружных половых органов… Вроде криминал… Кровопотеря до хрена… Шок… Ревизия… Ушивать. – А сам продолжает смотреть тревожно.
Опять замелькали мысли:
– Эх и вечер гадский… Чего, парниша, засомневался что справлюсь?… Не ссы, Капустин, Салават Фасхутдинов исполнит татарскую народную песню «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес»… Ох, бля, вся юбка в кровище… это сколько же кровопотеря?…
А дальше старший снова начал сыпать командами анестезистке:
– Вену!… Давление!… Шестьдесят на тридцать?… Гелофузин!… Кетамин, пока семьдесят пять!… Фентанил набирай, но не вводи без команды…
Потом была стабилизация гемодинамики, побудка и сдача девочки в сознании мамаше под присмотр.
***
Потом до ночи отписывание разных бумаг милиции и следователю.
***
Потом, наконец, забрали тело ребенка и родственники ушли. Перед уходом бородатый в тюбетейке задержался передо мной и неожиданно произнес:
– У Вас, доктор, похоже, из-за нас проблемы будут. Вы уж извините…