Как и следовало ожидать, в зал мы зашли точно в назначенный час.
Кроме нас с Виком, судьи и секретаря, в деле принимали участие прокурор Лазнев и адвокат Барессон — представитель заявителя. Самолично господин Ивов, конечно же, явиться не мог, поскольку до сих пор пребывал в больнице, где искусственно поддерживали его жизнедеятельность. В этом была нужда не потому, что он был так уж плох, а из-за пожелания в тексте нида относительно ран и всяческих несчастий, плюс глубочайшая депрессия — потерпевшего при таких обстоятельствах следовало всячески поддерживать и оборонять, ни в коем случае не оставляя в одиночестве.
Хотя самое интересное, что снять проклятье может лишь маг, притом зачастую это может сделать только тот, кто его и наложил. Другие эрили могут попытаться это сделать, но без гарантии, да и не станут вмешиваться в личные дела собрата — так требует корпоративная этика. К тому же в городе лишь два мага — сам Вик и его учитель, и они наверняка не станут этого делать, разве что друзья «потерпевшего» привезут издали другого эриля, но и это бессмысленно.
Так что, пока дело не решено, никто не снимет порчу с господина Ивова, а потому судьи всегда рассматривают подобные дела максимально быстро.
Мне это было только на руку — не слишком хотелось задерживаться в этом городке ради дальнейшего ведения дела, хотя я и чувствовала в себе желание помочь Вику.
Рассмотрение дела шло своим чередом, мало чем отличаясь от множества подобных. Разве что я обратила внимания, что прокурор не слишком рвался обвинять молодого мага, скорее вместе с судьей занимая выжидательную позицию.
Складывалось впечатление, что обвинитель, как и судья Каргиссон, заранее полагали Вика невиновным и предоставляли ему возможность оправдаться, а потому шли навстречу мне в ходатайствах и допросах, ненавязчиво показывая свою позицию.
Все было в полном требовании с законом, но опытный юрист всегда видит, как относится к делу судья — это заметно по нюансам вопросов, поведению, реакции на показания и так далее.
Конечно, заявитель в лице господина Барессона настаивал, что Вик незаконно, исключительно из личных неприязненных побуждений, наложил нид, вследствие чего господин Ивов серьезно пострадал.
Мы же с Виком утверждали, что у него попросту не оставалось иного выхода, и проклятие было актом самообороны.
По сути, особенных доказательств не было ни с одной, ни с другой стороны, все на уровне домыслов и голословных утверждений. Но на стороне заявителя было то, что в данном случае им не требовалось доказывать факт причинения вреда, а вот нам нужно было как-то выкручиваться, подтверждая нашу трактовку событий.
Кстати говоря, свидетели, допрошенные в заседании, все как один поддерживали Вика. Было заметно, что он пользуется всеобщим уважением и горожанам не хотелось давать показания против него. В любом случае свидетели могли лишь пояснить, что Вик действительно произнес нид у них на глазах, но он этого и не отрицал.
Кстати, должна признать, что подзащитный вел себя прекрасно, не забывал моих наставлений и не терялся на сложных моментах. Учитывая мою сумбурную и импровизированную подготовку к данному делу, так и вовсе просто прекрасно.
Далее показания дал учитель Вика, но, как я и говорила, это был лишь весьма спорный аргумент.
А вот дальше наступил черед полноценного судебного сражения.
— Ваша честь, разрешите ходатайство? — обратилась я к судье.
Тот кивнул, соглашаясь, и я продолжила:
— Прошу суд заслушать звукозапись, сделанную моим клиентом во время разговора с заявителем.
— Я возражаю! — вскочил с места мой оппонент. — Эта звукозапись сделана без соответствующей санкции и правильного оформления, и не может считаться надлежащим доказательством!
Судья выслушал его и повернулся ко мне:
— Защитник, вы же понимаете, что представитель заявителя совершенно прав?
— Понимаю, — подтвердила я. — Но прошу суд просто послушать данную звукозапись, поскольку она проливает свет на обстоятельства совершения деяния моим подзащитным. Мы представим суду другие доказательства, которые подтвердят истинность этих данных.
Безусловно, я заранее знала, сколь ненадежное доказательство предоставляю. Вот если бы у Вика хватило выдержки написать заявление об угрозах и сделать эту запись как положено — другое дело. А так разговор, записанный на диктофон в мобилке — это всего лишь способ заручиться поддержкой судьи, не более того.
Но в нашем положении приходилось хвататься за соломинки, а потому я настаивала.
В конце концов судья согласился заслушать эту запись, но предупредил, но не будет в дальнейшем ссылаться на нее.
Я отнеслась к этому философски: это был максимум, чего можно было добиться в данном случае.
Мы внимательно прослушали, как сам господин Ивов грозился Вику сжечь его вместе с домом или хотя бы избить до полусмерти, если тот не согласится.
Запись изобиловала фразами типа "Да ты чо? Ты знаешь, кто я?! Ты чо быкуешь?" и являла собой образец грубого «наезда», как это называется в просторечии.
Конечно, доказательством она от этого не стала, однако теперь судья наверняка утвердился в своем представлении о ситуации.
У меня было еще одно ходатайство, исходящее из оговорки господина Ивова в данной записи, который открыто заявил, что все бумаги на застройку давно готовы, включая проект, утвержденный городским управлением архитектуры и градостроительства. Вот его-то я и просила истребовать, и судья Каргиссон удовлетворил мою просьбу.
На этом заседание закончилось, слушание перенесли для получения нужных бумаг.
Из зала я вышла совершенно выжатая. Дело выдалось сложным и нервным, да и длилось более трех часов.
Вик наверняка заметил мою усталость, а потому предложил съездить к нему в долину, чтобы отдохнуть и развеяться.
Я согласилась, не видя в этом ничего предосудительного, да и интересно собственными глазами взглянуть на его долину, послужившую предметом распри.
Вик сел за руль, и мы отправились к нему.
Ехать было не особенно далеко, другой вопрос, что на горной дороге не разгонишься, и потому путь занял около получаса.
Долина оказалась удивительно зеленой (и это зимой!), с высоты она казалась изумрудом, заключенным в оправу отвесных скал. Круча понижалась лишь с одной стороны, где и был въезд. Толком я рассмотреть ее пока не успела, но парень заверил, что позже покажет мне все уголки своего обиталища.
Недалеко от въезда в долину привольно расположился деревянный дом.
Снаружи он выглядел своеобразно — мало нынче встретишь срубов, сложенных по старинной традиции без единого гвоздя. Быть может, в этом есть сакральный смысл, или просто так получилось, а может быть, дом ему просто достался по наследству, и даже сам парень не имеет представления, почему все именно так.
Я с интересом осмотрелась. Жилище Вика больше всего напоминало гибрид аптеки, лесной избушки и нормальной холостяцкой квартиры. Никаких черепов по углам и прочих замшелых древностей — если подобное и предписывали старинные традиции, то нынче это давно немодно. То тут, то там были разложены и развешаны различные травы, в несколько рядов выстроились баночки с настоями и инфузами, на столе красовалась внушительная батарея пузырьков с эфирными маслами — в общем, как у любого уважающего себя травника. А то, что в комнате царил полумрак, не имело никакого отношения к силам ночи и тьмы, которыми пугают обывателей маговизионные триллеры (которые, кстати, у нормальных магов вызывают истерический смех). Просто травы следует сушить вдали от прямого солнечного света, это известно даже мне, практически несведущей в этом искусстве.
Надо признать, там было на что посмотреть. Просторная единственная комната, немалую часть которой занимала старинная печь, была разделена на части лишь тканевыми занавесками, условно разбивающими жилище на кухню, спальню и рабочий кабинет. Сейчас они были запахнуты неплотно, демонстрируя простой быт своего владельца.
Но вопреки сложившемуся мнению, в комнате совершенно не было беспорядка, все предметы явно были аккуратно разложены на своих местах. Видимо, культивируемая среди магов самодисциплина заставляла их машинально поддерживать полный порядок, столь неожиданный в обиталище неженатого мужчины.