Кстати говоря, Нат все же окончательно разругался с Таей, домовой Владимира. Он не стал посвящать меня в детали, но сильно подозреваю, что дело в поступке Виноградова и его поспешной женитьбе на другой.
Стоило мне об этом подумать, как в голове начали всплывать непрошенные картины, как Владимир вносит на руках другую женщину в спальню — в нашу с ним спальню, которую я с такой любовью оформляла. Как он другой шепчет о любви и клянется в верности…
Я сердито одернула себя и твердо (в очередной раз, конечно) пообещала, что больше не стану думать об этом. Кажется, последнее время мои нервы изрядно расстроены, пора брать себя в руки. Завтра я непременно так и поступлю! А сегодня позволю себе просто поплакать напоследок…
Впрочем, как только я успела переодеться в более свободную одежду (дома крайне неудобно в костюме и колготках) и помочь Нату отнести закуски в гостиную, как раздался звонок в дверь.
Артем был пунктуален — едва минули полчаса.
Он несколько обеспокоенно осмотрел меня и поприветствовал, а потом вручил домовому позвякивающий пакет, видимо, с выпивкой.
Спустя несколько минут мы поудобнее устроились на диване и Артем разлил напитки по бокалам.
— Только пей до дна! — строго велел он мне.
Я с сомнением посмотрела на полный до краев бокал мартини (напиться уже не казалось такой хорошей идеей), но послушно выпила.
— А теперь рассказывай! — велел Артем, внимательно глядя на меня.
— Что рассказывать? — изобразила непонимание я.
— Все! — отрезал он.
Пожалуй, я и сама не ожидала, что податливо начну говорить.
Я честно поведала обо всем: о Владимире, о болезни, о поездке в Хельхейм, о своих сомнениях… Артем слушал меня очень внимательно, не перебивая и не пытаясь что-то уточнить в моем сумбурном повествовании. Он лишь крутил в руках бокал с коньяком и позволял мне выплеснуть наболевшее.
Наконец я выговорилась и замолчала, с трудом сдерживая слезы.
Артем почти силком заставил меня еще выпить, а потом спросил:
— И что тебя больше расстраивает — твоя болезнь или что тебя бросил этот Владимир?
Я послушно задумалась, пытаясь собрать слегка разбегающиеся мысли, а потом призналась:
— Знаешь, дело даже не во Владимире, хотя… А, что теперь говорить? — я махнула рукой и отпила большой глоток сладкого вина, но все же закончила. — Понимаешь, я такая никому не нужна. Никто меня не любит!
Это прозвучало так обиженно и по-детски, что я сама едва не рассмеялась.
— Ну почему же, я люблю тебя, — как-то совершенно спокойно и буднично сказал Артем.
— Я имела в виду, как мужчина! — отмахнулась я, едва не пролив вино.
Так, кажется, мне стоит сделать перерыв или хотя бы поплотнее закусывать!
— Я люблю тебя как мужчина, — усмехнувшись, подкорректировал свое признание Артем.
Это прозвучало неожиданно серьезно, и я даже слегка протрезвела. Впрочем, я совсем немного выпила, просто на голодный желудок да после нервной встряски все выпитое ударило в голову.
— Давно? — только и смогла вымолвить я.
— Давно, — коротко ответил Артем, пожав плечами.
Я помолчала. Нет, это глупости, этого просто не может быть!
— Но почему ты мне ничего не сказал?
Слова как будто с трудом выталкивались из пересохшего горла. Я не могла заставить себя посмотреть на Артема. Слишком это было… жестоко, что ли?
— Я говорил, помнишь? — так же спокойно спросил он.
Я лишь покачала головой, искренне не припоминая ничего подобного. Знаменитая немногословность Артема сейчас меня просто бесила. Он что, не может все сказать по-человечески?! Впрочем, большинство мужчин в таких случаях делаются удивительно косноязычными.
Артем будто подслушал мои мысли и объяснил подробнее.
— Нам было лет по восемнадцать, на какой-то вечеринке я напился и попытался тебе признаться в своих… — он усмехнулся иронически, — чувствах.
— А я? — завороженно переспросила я, поднимая взгляд на него.
Честное слово, я в упор не помнила ничего подобного!
— А ты сказала, что тоже меня любишь и вообще я твой лучший друг, — сардонически пояснил Артем.
Я едва не застонала с досады: знаю же, какой он гордый! Артем наверняка решил плюнуть и больше не унижаться.
Но это еще было не все. То ли алкоголь развязал ему язык, то ли Артем счел, что теперь уже поздно что-то скрывать и продолжил:
— Я до последнего надеялся, что ты все сама поймешь, когда наступит время. Я говорил себе, что ты нагуляешься и выйдешь за меня. Я бы стал тебе хорошим мужем…
Артем так явно не досказал "или ты бы никогда ни о чем не узнала", что на мгновение мне даже показалось, что я отчетливо услышала эти неизреченные слова.
Он замолчал, внимательно посмотрел мне в лицо (должно быть, оно выражало крайнюю растерянность), потом кривовато усмехнулся, потянулся к бутылке и сказал:
— Забудь, я просто пьян.
Артем принялся наливать напитки в бокалы — себе коньяк, а мне вермут. Я отстраненно наблюдала за его действиями, отметив про себя, что насчет «пьян» Артем откровенно загнул — грамм двести коньяка, да под плотную закуску вряд ли могли свалить его с ног настолько, чтоб говорить глупости.
Я смотрела на него и не могла понять, куда же я смотрела все эти годы? Как я могла не замечать, что Артем любит меня, как я могла так откровенно плевать на его чувства? Ладно, когда я была совсем юной и ничего не понимала ни в жизни, ни в любви, но ведь мы расстались, когда мне уже было почти двадцать девять лет. Не девочка, прямо скажем. Но ведь я и в самом деле в упор не замечала чувств Артема!
Или все видела, просто не хотела признаваться себе в этом?
Теперь будто сложилась мозаика, и все вдруг стало на свои места.
Я злилась на него за ту сцену, которую он мне устроил из-за Наортэля, не понимая, сколько раз до того он молчал, глядя, как я влюбляюсь, и безмолвствовал, слушая мои рассказы о моих мужчинах. Да, я нечасто разговаривала с Артемом на такие темы, да и практически не посвящала его в подробности, но ведь я ничего специально не скрывала от него. Он все знал, но молчал, хотя должен был с ума сходить от ревности.
Полагаю, что та история просто была последней каплей, заставившей Артема поставить вопрос ребром. Как я могла быть такой слепой, такой невнимательной к человеку, которого считала близким? Ведь даже после нашего расставания я искренне считала, что Артем решил жениться на мне лишь из-за желания родителей.
А он даже после того помогал мне по первому зову и просто оставался рядом…
Наверное, мне требовалось пережить измену Шемитта и расставание с Владимиром практически у алтаря, чтобы понять и оценить это молчаливое чувство.
— Обними меня, — наконец тихо-тихо попросила я.
Он удивленно посмотрел на меня и покачал головой, видимо, подозревая, что я просто выпила лишнего.
Тогда я сама встала и нагло перебралась к нему на колени.
Сопротивляться этому Артем уже не смог: послушно обнял меня и осторожно прижал к себе.
Мы молчали, мужчина тихонько гладил мои волосы. Я слушала, как гулко бьется его сердце и думала: "Может быть, хоть он сумеет согреть меня — если я позволю?"
Может быть…
Эпилог
Четыре года спустя.
Мне снился сон. Я стояла по пояс в море и заворожено наблюдала, как переливается и искрится его вода под ярким солнечным светом. Деловитые рыбки сновали в прозрачной воде, лениво колыхались водоросли, где-то в отдалении радостно кричали дети.
И от этой картины — беззаботного летнего дня — веяло таким теплом, что хотелось просто стоять на месте и бесконечно наблюдать завораживающее зрелище…
Как назло, долго наслаждаться мне не дали: совсем рядом раздался знакомый голос, который сказал, что давно пора просыпаться.
Я вздохнула, напоследок коснулась рукой теплой воды и проснулась.
Впрочем, пробуждение тоже едва ли можно было назвать неприятным.
Конечно, едва я открыла глаза, как в мой сонный мозг пришла нерадостная мысль, что сегодня понедельник и у меня дежурство в консультации, но ее отодвинул запах кофе.
Я потянулась, села на постели и улыбнулась:
— Доброе утро, любимый!