Для начала, показания по делу давала почтенная Аральда Паркиссон.
Старая бабуля-гномка относилась к той благословенной категории старушек, которые видят и знают все обо всех. Цепкий взгляд свидетельницы казалось, способен проникать сквозь предметы и подмечать абсолютно все.
На мой вопрос, что известно свидетелю об отношениях сторон и наследодателя, она бойко сообщила. — Жена у Перальса просто святая, и дите его вырастила, и все его выкрутасы терпела. Он, бывалоча, Ральдину, женку свою, и поколачивал. Да и погуливал покойник немало, особливо как женка к сестре ейной уехала. Соседка, Торина, привечала его ночами. Так что неча пенять, что Ральдина ему плохой женой была. И ты, балбес молодой, — презрительно глянула она на истца, — Богов бы побоялся прогневить! Нешто Тюр (в скандинавской мифологии бог победы и справедливости, правдивых клятв, прим. автора) тебе такое спустит!
Но, похоже, истца менее всего волновали в этот момент боги, намного больше он тревожился о материальных вопросах.
— А каково было состояние здоровья вашего соседа? — поинтересовалась я у свидетельницы.
— Да ну, нешто мужик к бабе на постой пойдет, коль он немощный совсем? Раз по бабам ходил, да молотом махал в кузне, то, стало быть, справный он был. — прозаически ответила свидетельница.
Я спрятала улыбку. Да уж, интересная картинка вырисовывается.
В общем-то, это было все, что требовалось от данной свидетельницы. Безусловно, она могла бы многое порассказать о своих соседях, но мне не было никакого дела до остальных подробностей их личной жизни.
— Пригласите следующего свидетеля, — попросила я свидетельницу.
В кабинет вошла хорошо одетая молодая гномка. Она годилась покойному господину Перальсу в дочери, но, если верить предыдущей свидетельнице, именно она и являлась любовницей покойного (при его жизни, естественно).
Потому я начала с самого главного. — Скажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с господином Перальсом Раннсон?
Свидетельница покраснела и проговорила, явно стараясь не смотреть в сторону моей клиентки. — В близких отношениях. Очень близких.
— Правильно ли я понимаю, что вы состояли в интимной связи? — уточнила я.
— Да, — тихо ответила свидетельница, опуская глаза.
— Я протестую, ваша честь! — вскочил с места представитель истца. — Какое отношение это имеет к бессовестному пренебрежению ответчицей своими обязанностями по уходу за супругом?
— Да уж, мужчина, наведывающийся к любовнице, пока жена отсутствует — инвалид, нуждающийся в посторонней помощи. — язвительно парировала я. — Осталось только определиться, в какой именно помощи нуждался наследодатель в постели с любовницей.
— Ведите себя прилично, представитель ответчицы. — тут же сделала мне замечание судья.
— Прошу прощения, ваша честь, но я полагаю, что свидетельница, как близкое, и даже очень близкое к наследодателю лицо, может достоверно рассказать, был ли наследодатель так беспомощен, как утверждает истец. — не сдавалась я.
— Хорошо, представитель ответчика, задавайте свои вопросы, только будьте добры, придерживайтесь корректного поведения. — определилась судья.
Кажется, она уже прекрасно поняла, что в случае удовлетворения исковых требований мы наверняка будем обжаловать решение суда, и теперь старалась точно соблюдать требования процесса, чтобы не дать мне лишних зацепок для апелляционной жалобы.
— Расскажите суду, в каком состоянии находился Перальс Раннсен незадолго до смерти. — обратилась я к свидетельнице.
— Да в обычном. — пояснила она. — Наведывался ко мне дважды в неделю, как и раньше. Да и на слабость не жаловался. Говорил, что рука левая немного немеет, вот и все.
— Говорил ли он вам, что плохо себя чувствует, и что сын ухаживает за ним? — уточнила я.
Свидетельница пожала плечами. — Да какой уход? Он говорил, что сын его раз в месяц навещает, да и то, чтоб денег попросить.
— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов. — сообщила я.
— У истца будут вопросы? — судья вопросительно взглянула на представителя истца.
— Конечно, ваша честь. — ответил тот и буквально засыпал свидетельницу вопросами, пытаясь подловить на неточностях. Впрочем, безрезультатно. Тогда коллега задал гномке провокационный вопрос. — Говорил ли вам господин Перальс, что скоро разведется с женой и женится на вас?
Коллега хитро посмотрел на меня. Да уж, это самая распространенная лапша, которую женатые мужчины развешивают на ушах влюбленных женщин всех рас. "Ах, дорогая, я скоро разведусь с женой, и мы будем так счастливы вместе". И неважно, что «скоро» понятие растяжимое и, как правило, не наступает вовсе никогда. Зато если свидетельница ответит "да, говорил", то это будет доказательством, что наследодатель действительно собирался развестись с женой.
Но свидетельница самым наглым образом обманула расчет моего коллеги. — Нет, — заявила она, — Перальс никогда не обещал на мне жениться. Нам хорошо было вместе, но я знала, что с женой он никогда не разведется. Он мне сразу так и сказал, и спросил, согласна ли я на такие отношения. Я сказала, что согласна.
Кажется, представителю истца и в голову не приходило, что такая патологическая честность встречается среди мужчин. Но ему ничего не оставалось, кроме как кисло сообщить, что вопросов к свидетелю коллега больше не имеет.
Последующая завершающая часть судебного рассмотрения прошла необыкновенно быстро. Судья поинтересовалась, имеются ли еще у сторон свидетели. Получив отрицательный ответ, она удовлетворенно кивнула и огласила материалы дела. Мы перешли к дебатам, в которых, конечно, не прозвучало ничего неожиданного. И я, и представитель истца полностью поддерживали свою позицию по делу и обосновывали ее удобными нашей стороне доказательствами.
Отсутствующе выслушав наши тирады, судья сообщила, что уходит в совещательную комнату, и мы направились в коридор ожидать ее решения.
Через полчаса судья огласила свое решение. Оно было вполне ожидаемым — суд решил требования истца удовлетворить в полном объеме, в удовлетворении же нашего, встречного, иска так же в полном объеме отказать. Интересно мне все же, как судья будет обосновывать это решение? Ну что ж, это я увижу через пять дней. Дело в том, что по правилам, судья может сразу не печатать весь текст решения, а лишь огласить суть решения, без объяснения, почему он пришел именно к таким выводам. А уже потом, в течение пяти дней, он должен изложить решение полностью.
Мы вышли, стараясь не обращать внимания на буйное торжество истца. Я вполголоса объяснила клиентке порядок и сроки апелляционного обжалования решения районного суда. Клиентка заверила меня, что она точно намерена обжаловать решение суда, и мы договорились, что спустя пять дней она заедет ко мне в консультацию уже с текстом решения. Я же, со своей стороны, подготовлю ей текст апелляционной жалобы и заявление об обжаловании решения.
На этом мы попрощались, и я пошла к выходу из суда. Я чувствовала себя донельзя уставшей и расстроенной. Несмотря на то, что исход сегодняшнего заседания можно было предвидеть заранее, я была изрядно зла. Кто же любит проигрывать? Вот и я тоже не люблю. Ладно, это еще не конец данного дела, посмотрим, чем оно закончится.
С этой мыслью я вышла из здания суда. Тут меня поджидал сюрприз, и оставалось лишь определиться, считать ли его приятным. Первым делом мне бросилась в глаза знакомая машина и не менее знакомая фигура дракона, опирающегося на капот.
Только его мне здесь и сейчас не хватало! И вообще, что он здесь делает?
При виде меня Шемитт улыбнулся и поспешил мне навстречу.
Надеюсь, он не додумается поприветствовать меня излишне интимно? Во дворе суда, да притом, что часть окон в суде выходит именно на внутренний двор, подобные нежности неуместны и даже экстремальны. К тому же дракон — слишком примечательная фигура, и привлекает к себе нездоровое внимание, где бы он ни появился.
Не знаю, догадался ли он, или просто прочитал по моему лицу, но дракон не стал целовать меня на виду у всех. Но Шемитт не был бы самим собой, если б не выкрутился. Он самым галантным образом поприветствовал меня и поцеловал руку. Признаюсь, раньше подобные фокусы на меня действовали. Но сейчас я слишком устала, чтобы поддаваться на красивые жесты. У меня не было сил ни на пикировки, ни на буйные страсти, а потому я просто поприветствовала дракона как хорошего знакомого.