В ослепительном заблуждении молодости
Игоря, тоже московского студента, привезли на Медный Рудник через два месяца после Иголкина. Срок он имел 15 лет, а букет совершенных преступлений был редким даже для узников Сверхлага — 58-2 (вооруженное восстание и захват власти), 19-58-8 (террор), 58-9 (диверсия), 58, часть II (антисоветская агитация в мирное время), 58–11 (все это в составе преступной группы) и 58–12 (недонесение). По последнему пункту Добров был осужден не как участник преступной группы, а один. Причиной этому послужил тяжелый удар снизу левой в зубы следователю, который приехал в институт и в душевном разговоре предложил Игорю сотрудничать с органами и дать показания на товарищей. Они читали и обсуждали политическое завещание Ленина и знали о платформе Рютина.
Пои освобождении Иголкина из лагеря студенты не простились. Добров находился в карцере. Василий долго не мог успокоиться, что не услышал тогда голоса друга. Казалось, что не было сказано самого важного. Шли годы. Василий перестал вспоминать об Игоре. Они случайно встретились на улице в Москве на склоне лет. Время и жизнь оказались беспощадны к Доброву. Василия остановил маленький, согнутый и неряшливо одетый незнакомый старик. Иголкин услышал от этой развалины:
— Мы с тобой одной крови, ты и я!
Василий не узнал голоса друга и не заметил огня, вспыхнувшего в померкших глазах. Он ответил холодно:
— Простите, но вы, вероятно, ошиблись, — и сделал шаг в сторону, чтобы миновать человека, загородившего путь.
— Я Игорь Добров!
В един миг Василий оказался во власти прошедшей молодости.
Они обнялись, расцеловались и расплакались, хотя эти человеческие действия в их глазах скомпрометировала эпоха Леонида Ильича Брежнева, когда бровеносец и другие лидеры с мордами отъевшихся хомяков демонстрировали таким способом свои душевные порывы на экранах телевизоров.
Игорь после отъезда Василия пробыл на Медном Руднике еще семь лет и освободился лишь в 1960 году как реабилитированный. Дело Доброва было пересмотрено столь поздно лишь потому, что за него некому было хлопотать, а сам он не обращался с жалобами. Не обращались и однодельцы. Они погибли раньше. Без хлопот очередь на реабилитацию, как и всякая другая очередь, подходила медленно. Отец Игоря, генерал в больших чинах, еще во время следствия торжественно отрекся от сына, написав об этом самому Сталину. Игорь простил отца, к тому времени беспомощного старика, за месяц до его смерти и, несмотря на протесты военного начальства, похоронил усопшего по православному обряду. Вернувшись в Москву, Добров поступил в Горный институт и по своему выбору специализировался в области добычи цветных металлов. Бывший заключенный много раз приезжал на Медный Рудник как известный горный инженер и влиятельный чиновник. Игоря неудержимо влекло в места, где были оставлены лучшие годы жизни и погублена молодость.
Осенью 1952 года тандем Добров-Иголкин прославился на весь Медный Рудник. Эти два московских парня загнали под нары блатную гвардию и положили начало ее исходу из лагеря. Сверхлаг не был предназначен для блатарей и они попадали туда только в том случае, если осуждались по 58-й статье. Наиболее частыми преступлениями были татуировки антисоветского содержания. Выявленные преступные надписи на коже вырезались тюремными врачами, которые не прибегали при этом к обезболиванию, или изводились химическим путем, а их носителей осуждали по статье 58–10, часть II за антисоветскую агитацию в мирное время. Эскулапы-чекисты, собратья которых по профессии когда-то давали клятву Гиппократа, приговаривали:
— Умел накалываться — теперь терпи!
Рецидивист Костя-Клещ, например, пострадал за слова «СССР — Смерть Сталина спасет Россию», которые, несмотря на усилия врачей, продолжали различаться на его груди.
Кроме этих опереточных преступлений, урки попадали в Сверхлаг и по более серьезным причинам. Волна уголовной преступности, захлестнувшая страну в послевоенный период, еще за несколько лет до XIX съезда партии в 1952 году, когда было принято решение о переименовании Всесоюзной Коммунистической партии большевиков ВКП(б) в Коммунистическую партию Советского Союза — КПСС, несколько спала. Но достаточно острой осталась проблема, что делать с особо опасными преступниками, которые находились в лагерях и продолжали действовать на свободе. Согласно УК РСФСР по статье 132 за убийство, даже повторное, нельзя было дать срок более десяти лет, а за побег из мест заключения по статье 82 полагалось всего два года. Уголовные кодексы союзных республик повторяли кодекс Российской Федерации. Смертная казнь в этот период была временно отменена. Ее ввели в 1950 году. Чтобы надежно прибрать в лагеря и задержать в них особо опасных рецидивистов, органы пошли на то, чтобы судить за побег по статье 58–14 (саботаж или экономическая контрреволюция, проявляющиеся в данном случае в уклонении от работы в лагере, оставленном в результате побега) и за убийство — по статье 58-8 (террор). Всякий советский человек, пострадавший от урок, был по крайней мере членом профсоюза. Поэтому применение статьи 58-8 к убийцам не требовало особенного юридического крючкотворства. Блатная гвардия награждалась двадцати пятилетними сроками и шла в особые лагеря.