Кафедрой микробиологии заведовала профессор Алиса Петровна Стрекоза. Эта пятидесятисемилетняя женщина не могла примириться с тем, что молодость и красота не вечны. Еще больше, чем вернуть время успеха и поклонения, Алиса хотела слышать, что она умна и талантлива и внесла неоценимый вклад в микробиологию. Автор должен заметить, что женщина была неглупа и в прошлом действительно неплохо работала. Ерш моментально понял слабости Стрекозы. Всезнающие ассистентки, торопясь, как сороки, сообщили профессору:
— Наш новый кружковец Феликс Ерш назвал вас, Алиса Петровна, самой красивой женщиной в институте! Феликс считает профессора Алису Стрекозу Софьей Ковалевской в микробиологии! Филечка задумал написать маслом ваш портрет. Мы видели наброски. Это так талантливо! — Феликс немного рисовал и изображал из себя художника.
Алиса Петровна не устояла. Она начала выделять нового кружковца среди других и поручила ему сделать научный доклад на политически важную тему — «Торжество мичуринской биологии в микробиологической науке». Доклад состоялся в середине декабря 1951 года на объединенном заседании кафедры и студенческого кружка. В эти дни Василий Иголкин проходил курс наук у Ивана Ушакова и, сгибаясь под его ударами, наполнялся ненавистью.
Уже через десять минут после начала доклада Стрекоза разочаровалась в Ерше. Алиса Петровна, хоть она писала и говорила всем другое, прекрасно знала настоящую суть учения академика Т.Д. Лысенко. Передовое учение, по ее тайному мнению, было не что иное, как опасное шарлатанство. Докладчику следовало это умело скрыть. Феликс достиг другого результата. Он оказался столь бесцветным, недалеким и туповатым, что вся глупость мичуринской биологии открылась перед слушателями в стоящем на кафедре студенте-кружковце. Положение спасла тягучесть ершовской мысли. Скоро он потерял нить изложения и начал несвязно молоть абсолютную чепуху. К концу доклада никто ничего не мог понять.
— Он слаб на голову. А жаль! — огорчилась Стрекоза.
Неудачный доклад не изменил доброго отношения Алисы Петровны к Феликсу. Он был таким услужливым и преданным! На рабочем столе Ерша в кружковской комнате лежала ее фотография.
«Натура у него художественная, — думала Стрекоза. — Его мечта — создать один портрет…» Она чувствовала, что ей чего-то начинает не хватать, если Филя долго не приходит на кафедру. Скоро Ерш был избран заместителем председателя студенческого научного общества. Продвижение Филю возвысило. Он перестал заниматься опытами и посвятил себя руководящей деятельности. Ерш не подходил больше к лабораторному столу, уставленному пробирками с бульоном для бактерий и плоскими чашками Петри с питательным агаром. Ему не надо было брать платиновую петлю и переносить с бульона на чашку вульгарный протей и отвратительную кишечную палочку. Филя выпросил под кабинет маленькую полутемную комнатку, в которой раньше находился туалет. Новый староста выбрал себе усердных помощников из числа студентов-кружковцев. Они вели документацию, составляли планы мероприятий и писали отчеты. Был сверстан пятилетний план работы кружка. Разрабатывался перспективный план на грядущее двадцатилетие. Придя в кружок, студенты расписывались теперь в журнале посещений. Результаты опытов заносились в тетрадь по установленной форме. Тетрадь сдавалась дежурному. Староста строго контролировал работу помощников и порой бывал крутоват. Сам он увлекся наглядной агитацией. В кружковской комнате появились портреты корифеев отечественной микробиологии В. Н. Виноградского, И. И. Мечникова, почетного академика Н. Ф. Гамалеи и первой русской женщины-микробиолога Н. В. Циклинской. Портреты Л. Пастера и Р. Коха сняли и отнесли в чулан. Книгу Поля де Крюи «Охотники за микробами» выбросили. Выделялся плакат, на котором были изображены лесозащитные полосы и фигура товарища Сталина в полный рост. Вождь говорил: «И засуху победим!»