Василий не понял, ищет ли она оправдания себе за ошибку молодости, когда захотела стать героиней красивой, но никому не нужной песни, или же радуется его успеху. Хотелось думать о последнем. Он не стал огорчать свою милую балерину. Спасти могла только ложь:
— Денег у меня навалом, а поездки за границу замучили. Недавно с трудом отказался от командировки на научный конгресс в Рим.
Василий солгал Татьяне первый и последний раз в жизни. В действительности профессорская зарплата не обеспечивала достатка, заграница для него была закрыта. Иголкин был невыездной. Его доклад на конгрессе в Риме читал академик Феликс Ерш.
— У меня есть взрослый сын, — неожиданно сказала Татьяна, — но он не твой, зовут его не Вася. — В словах балерины Василию послышался укор. Он не ответил.
Татьяна дала свой новый телефон. Адрес не изменился. Они обещали звонить друг другу, договорились обязательно повидаться и расстались.
Иголкин сделал несколько шагов и почувствовал волнение за спиной. Он обернулся и встретил любимые глаза, наполненные слезами и болью. Василий бросился к Татьяне. Через секунду они стояли рядом, не в силах шевельнуться. Весь мир для них был заключен в лицах друг друга. Василий светло улыбался. Из глаз Татьяны катились слезы, но они не вызывались больше страданием. В те дни в Москве опять был тополиный пух. Кругом садились нежные пушинки. Они шептали:
— Родной, любимый! Ты дал мне счастье… — Татьяна слышала свой голос. Василий понимал слова пушинок.
— Вася, поцелуй меня еще раз, — сказала балерина чуть слышно. Она открывала свое сердце второй раз в жизни, и опять для него.
Василий вздрогнул. Он был один на свете и страшился тоски одиночества и мрака надвигающейся старости. В душе шевельнулась надежда. «Все же я приклоню свою голову! — Но через секунду мечты угасли. — Нет, это невозможно. Татьяна не понимает, кто я на самом деле. Вот если бы снова оказаться в вагоне и начать жизнь сначала!» Стараясь казаться спокойным, он ответил:
— Таня, любимая, не надо! Нас иссушило время. Любовь теперь не наша. Ее взял тополь. Он сохранит воспоминания. Пушинки все расскажут людям о балерине Тане и студенте Васе. А нам пора. Иди, родная!
Они разошлись и больше не оборачивались. Бывший студент и бывшая балерина больше не встречались и не звонили друг другу. Но они помнили о счастье, которое не удержали, помнили о нем всю оставшуюся жизнь. Они хотели, чтобы вагон, уносящий их из Медного Ада, остался в дороге и никогда не пришел бы в Москву.
Василий до позднего вечера бродил по городу. Радиола не играла на московских двориках. Молодежь 80-х годов не знала романсов Изабеллы Юрьевой. Из окон домов доносились звуки рок-музыки. Они не трогали сердце Василия, но будили тоску. В душе Иголкина поднималось чувство своей ненужности. К нему привязался мотив слюнявой блатной песни. Ее слезливую тоску он не признавал. Иголкин повидал на своем веку паханов Ванечек и понимал, что стоит за блатным умилением. Слова и куплеты Василий помнил не точно и не все:
Последний раз он слышал эту песню в поезде, когда возвращался с балериной в Москву. Теперь его русые волосы были наполовину седыми.
В газете «Правда», которая в тот день продавалась в киоске на Пионерских прудах, стояло число — 15 июня 1984 года.