Анатолий Безуглов
Записки прокурора
«ПЕРВОЕ ДЕЛО»
Пусть вас не удивляет, что «Записки прокурора» начинаются с рассказов следователя — свои первые дела я вёл именно в этом качестве. И вообще, по моему убеждению, прокурор должен начинать свой трудовой путь со следственной работы, хотя мне могут возразить, что есть немало хороших прокуроров, которые не побывали следователями.
Да и следователем становишься не сразу, во всяком случае не тогда, когда тебя назначают приказом на эту должность. Настоящее умение, опыт и профессионализм приходят с годами.
Первые самостоятельные шаги, первые ошибки, промахи, как и первые, даже самые незначительные успехи, не забываются.
1950 год. Позади Московский юридический институт. Впереди — работа народным следователем прокуратуры района.
— Мужик — это хорошо, — встретил меня районный прокурор Василий Фёдорович Руднев. — Не везёт нам с женским полом. До тебя две с дипломами приезжали… Одна с ходу не прижилась. Увидела, что тут трамваев нет, а после дождя грязь по колено, укатила, даже не распаковав чемоданов. Другая, наоборот, слишком быстро прижилась. Сына родила. И — поминай как звали. Уехала…
Хочу тут же сказать, что впоследствии я встречал немало женщин, которые, работая и прокурорами, и следователями, и судьями, и адвокатами, вовсе не уступали нашему брату мужчине…
Но вернусь к своему знакомству с райпрокуратурой. Помимо Руднева и его секретаря, в ней был ещё один работник — следователь Бекетин Илья Николаевич. Он прошёл войну и уже почти под самым Берлином был ранен. Началась гангрена, ему ампутировали ступню, но неудачно, перенёс несколько операций и в конце концов остался с правой культёй выше колена.
К Бекетину меня и прикрепили стажёром. И хотя он был старше меня всего на пять лет и проработал следователем лишь один год после окончания юридической школы, я завидовал его опыту и знанию людей.
А с прокурором Рудневым я, признаться, общался редко. Его часто посылали уполномоченным от райкома то на посевную, то на уборку, то на кампанию по подписке на займ, то на отчётно-выборное собрание колхозников. Сейчас это может показаться странным, но в те годы такое было в порядке вещей.
Руднев разъезжал по делам на двуколке, запряжённой вороным конём. В прокуратуре была ещё одна транспортная единица — серая кобыла с экзотической кличкой Земфира. В экстренных случаях обращались к милиции — в райотделе имелся трофейный «оппель»…
Вызывает меня как-то Руднев и говорит:
— Ну, Захар, принимай к производству дело.
— Как так? — растерялся я, поскольку в стажёрах был без году неделю.
— Да вот так, — сказал райпрокурор. — Илья Николаевич слёг, открылись старые раны. Больше некому…
Руднев передал мне официальное письмо председателя райпотребсоюза Ястребова и акт, который гласил: «11 октября 1950 года экспедитор Кривель получил на базе Ростовского облпотребсоюза товар на сто двадцать пять тысяч[1] рублей, а привёз только на сто десять тысяч. Не хватает рулона зеленого драпа стоимостью в пятнадцать тысяч рублей…»
«30 метров драпа, — подумал я. — Целое богатство».
Сейчас может показаться — ну что такое рулон драпа? В магазинах его полно на любой вкус. А тогда он был редкостью, и справить пальто из драпа мог позволить себе не каждый.
Первым делом я решил поговорить с председателем райпотребсоюза.
— Когда приехал Кривель с товаром? — спросил я у Ястребова.
— Поздно вечером, почти ночью. Обычно приезжал сразу после обеда.
— Недостача была обнаружена сразу?
— Да.
— Ну и как экспедитор Кривель объясняет случившееся?
— Говорит, что товар отпустили ему полностью, а куда делся драп, он не знает…
— Как он держался при этом?
— Выпивши был Кривель и потому говорил не очень-то связно.
— А чем он объясняет свою задержку с приездом?
— Да посмотрите сами, все дожди и дожди. — Ястребов кивнул в окно. — Дороги развезло. Поэтому, говорит, и задержался.
— Кто ездил с экспедитором? — продолжал расспрашивать я.
— Шофёр Самыкин и сам Кривель, больше никто.
— А что за человек Кривель?
Председатель райпотребсоюза развёл руками, но что он хотел этим сказать, было непонятно.
— Вы лично что о нем думаете? — настаивал я.
— Он год у нас всего… — ответил Ястребов. — Вроде дисциплинированный, исполнительный… Раньше за ним ничего такого не замечали…
— Какого такого?
— Плохого…
После этого разговора я думал, что историю с рулоном драпа раскручу в два счета: действующие лица известны — экспедитор Кривель и шофёр Самыкин, больше никого. Тут особенно мудрить не надо. Виноват кто-то из них двоих, а может быть, и оба…
На допрос я вызвал их в один день, но Кривеля часа на два раньше.
В кабинет вошёл мужчина лет тридцати, широкоплечий, с крепкой шеей, выше среднего роста, с чёрной вьющейся шевелюрой. Одет он был в синий двубортный пиджак с изрядно потёртыми рукавами. Добрые, чуть грустные глаза смотрели на меня спокойно и доверчиво. Вот эта самая грустинка, видимо, и расположила меня к нему.
— Расскажите о вашей поездке за товаром, — начал я, когда мы покончили с первичными формальностями.
Кривель полез в карман, достал мятую пачку папирос.
— Разрешите?
Я кивнул. Он закурил.
— Мы, то есть я и шофёр Самыкин, значит, получили на базе товар. Поехали обратно. По дороге заглянули на хутор Зелёный. Там магазин новый открыли, давно я в него хотел заглянуть… Ну, а после отправились домой… Вот и все.
— И долго вы были в магазине? — спросил я.
— Минут десять, не больше.
— А Самыкин? Он с вами ходил?
— В машине сидел. Товар ведь… — как бы удивился моей недогадливости Кривель.
— Когда вернулись из магазина, пропажу не заметили?
— Не было пропажи, это я точно подтверждаю. Осмотрел, пересчитал…
— Вы больше никуда не заезжали?
— Никуда. — Экспедитор затушил окурок в пепельнице.
— А Ястребов говорит, вы приехали пьяным…
— Пьяный, — усмехнулся Кривель. — Ну, это сильно сказано… Немного выпил, это было. Так сказать, в медицинских целях. На базе проторчали, продрог, как щенок.
— А где пили? — поинтересовался я.
— В машине. В Зеленом прихватил четвертинку. А иначе грипп или ангину подхватил бы…
— Что вы сами думаете по поводу исчезновения драпа?
Кривель вздохнул.
— Не знаю что и подумать. — Он некоторое время помолчал и повторил. — Нет, не знаю, товарищ следователь.
И ещё одна деталь подкупила меня в нем. Когда он уже подписал протокол допроса и я спросил, что за человек Самыкин, Кривель как-то участливо сказал:
— Я его мало знаю, но уверен, Николай тут ни при чем. Конечно, на него легко повесить — был под судом Самыкин. Сидел…
Закончив допрос, я проводил Кривеля до двери.
Самыкин уже ждал в коридоре. Он бросил на экспедитора вопрошающий взгляд, но, увидев меня, суетливо поднялся со стула.
Шофёр был ниже Кривеля, худощав. В промасленной фуфайке, в кирзовых сапогах со сбитыми каблуками. Кепку-восьмиклинку он держал в руках.
Я пригласил его в кабинет, куда он вошёл с опаской и остановился у самой двери.
— Садитесь.
— Спасибо, но я уж как-нибудь постою. Ещё испачкаю вам стулья…
— Устанете, Самыкин, разговор будет долгий, — сказал я.
— А я не тороплюсь, — усмехнулся он, — как сказал один приговорённый к повешению, когда петля соскочила с его шеи…
— Мрачно шутите, Самыкин, — заметил я.
— Что-то ваше учреждение к другому веселью не располагает…
Не понравился он мне сразу. Эти его шуточки-прибауточки.
«Конечно, он украл. А теперь заглушает в себе страх, — подумал я. — Очень уж ему в кабинете следователя не по себе. Нет бы сразу признаться…»
— Значит, сидели, Самыкин? — начал я допрос.
— А что, надо тыкать этим в глаза до гроба? — угрюмо сказал он. — Что Самыкин уже два года не ездит налево, никого не интересует, да? И что не использует машину для поездок к своим зазнобам, как некоторые хорошие вроде Кривеля, не в счёт, значит?
— Во вторник одиннадцатого октября вы куда-нибудь заезжали вместе с Кривелем? — ухватился я за последние слова Самыкина.