«Боже мой! — с ужасом подумал я. — Он, наверно, Апокалипсис не читал!»
— Мало толку от этой учености, — продолжал епархиальный секретарь. — Вот поэтому вы до сих пор лишь иеромонах, хотя за десять лет можно было и епископом стать. Но должно быть, и в Загорске ученость эта не очень-то нужна. Не потому ли вас в Сарск, в Тмутаракань, загнали?
— Не вижу в этом трагедии, отец Иннокентий.
— Увидите.
— Все в руках Божиих.
— Конечно, все в руках Божиих. Но ведь недаром говорится: «На Бога надейся, а сам не плошай». Погорячились вы тогда в Загорске, после экзамена... Высокие слова о Византии говорили... Кому нужна теперь эта Византия? Мне? Вам в Тмутаракани? Нет Византии и никогда не было. Никогда! А Тмутаракань была, есть и будет! Погорячились вы, отец Иоанн, теперь небось и жалеете?
— Да ведь и вы слишком робко тогда себя держали... Молчали больше... Трудно было предположить, что такие афоризмы изрекать можете... Про Тмутаракань и Византию. За них не глядя можно пятерку ставить.
— Жалеете, значит, жалеете... Но я на вас зла не держу. Хотя из-за вас я не смог в академию поступить.
— Зачем вам академия?
— Я ведь все же епархиальный секретарь, в областном центре служу... Мне бумажка нужна, для престижа. И я получу ее. А вы мне кандидатскую диссертацию напишете. Не смотрите так на меня. Напишете! Так за что же вас из академии в Сарск?
— Я священник, а священник должен служить.
— Но вы и профессор!
— Прежде всего священник. Профессор — дело второстепенное.
— Вот как заговорили. Второстепенное, значит... Однако хотелось бы все-таки узнать: за что же вас из академии?
— Это что, допрос? — вспыхнул я.
— Разговор начальника с подчиненным. Я, как начальник, должен знать, за что вас отстранили от преподавания в академии.
— Давайте поставим все точки над i. Моим начальником является не епархиальный секретарь, а правящий архиерей. Это, во-первых. А во-вторых, поскольку наш разговор принял официальный характер, я могу вам заявить, что в предъявленном мне официальном уведомлении говорится, что я командируюсь в распоряжение вашего правящего архиерея. Ни о каком Сарске в нем нет ни слова. В нем не указано и какими мотивами руководствовалось Священноначалие нашей Церкви, принимая это решение.
— Ах, вот как... Опять горячитесь. Не забывайте, однако, здесь не академия. И перед вами не ученик. Это, во-первых. А во-вторых, у вас превратное представление о реальном положении в епархии и... полномочиях епархиального секретаря.
— Предпочитаю остаться при своем превратном представлении. Думаю, что долгого разговора у нас не получится. Я хотел бы получить документ о назначении и... деньги на проезд. Можно под расписку. У меня нет ни копейки.
— Документ о назначении вы получите. А что касается второй просьбы... Право, удивительно, как же вы так, без денег...
— Хорошо. Ограничимся получением документа. В это время зазвонил телефон. Отец Иннокентий неторопливо взял трубку.
— Добрый день. Благословите, владыка, — без заискивания, с достоинством произнес он. — Так, всякая рутина. Никаких серьезных вопросов. Отец Иоанн? — Брови епархиального секретаря в невольном удивлении поднялись кверху. — Здесь. У меня. Хорошо. Хорошо. Благословите.
Епархиальный секретарь не спеша положил трубку и, выдержав паузу, холодно произнес:
— Поедете к владыке на дачу. Епархиальный шофер вас отвезет. — А затем сухо и резко добавил: — Я не прощаюсь. Вам еще предстоит вернуться ко мне за назначением.
Дача архиепископа находилась в зеленом пригороде. Туда вела прекрасная асфальтированная дорога. По обеим ее сторонам тянулись глухие высокие заборы. Чуть ли не через каждые двести метров — милицейские посты. За заборами — скрытые соснами виллы отцов города. И среди них — дача архиерея Русской Православной Церкви. Пусть «развертывается и углубляется» атеистическая пропаганда и ведется «непримиримая идеологическая борьба», на уровне истеблишмента материализм и религия прекрасно уживаются друг с другом. Парадокс? Как знать...
Машина свернула с дороги и подъехала к мощным тесовым воротам. Такие были, наверно, у древнерусских городов и острогов. Около ворот находилась будка. Из нее вышел милиционер и отдал нам честь. Вот чудеса! Да, чудеса чудесами, а ходоков к архиепископу он, пожалуй, не пропустил бы...
Ворота бесшумно открылись. Я сначала подумал, что сработала электроника. Нет, их с помощью лебедки открыл благообразный старичок — привратник. Он в пояс поклонился — не мне, вряд ли он мог видеть меня через затемненное стекло лимузина, — поклонился машине.