— Владыка, простите меня.
— Нет, нет, мне не в чем вас упрекнуть. В моих словах действительно была доля лукавства. Все мы грешные люди, и я, быть может, больше, чем многие другие. Вряд ли я был бы до конца искренен, утверждая, что в «золотой клетке» меня удерживает одно только чувство долга...
Архиепископ окинул взглядом свой уютный, ухоженный сад, в который не доносилось ни звука из того мира, где существует дисгармония, где совершаются преступления, мучаются и умирают люди, и вновь тень смущения появилась на его лице.
Некоторое время мы шли молча.
— Как святейший? — наконец спросил архиепископ. — Я давно не был в Москве...
Вопрос не был просто этикетной попыткой сменить тему. В проницательном взгляде моего собеседника сквозил острый интерес. И в уме невольно мелькнула мысль: не ради ли этого вопроса я и был приглашен сюда? Слухи об ухудшающемся состоянии здоровья патриарха получили широкое распространение. Архиереи уже раскладывали пасьянсы с именами наиболее вероятных кандидатов в патриархи. Нервозной стала обстановка в Синоде. Засуетились временщики из патриаршего окружения. В этой ситуации вполне понятным было желание моего нового архиерея получить свежую информацию от человека, прибывшего из Москвы. Тем более что у архиепископа были основания проявлять особый интерес к данной теме. Отношение к нему патриарха было, мягко говоря, неблагосклонным, и на то были свои причины. Архиепископ принадлежал к партии покойного митрополита Никодима, когда-то одного из ведущих иерархов, чуть было не ставшего патриархом и даже, как говорят, уже сшившего себе патриарший куколь — настолько он был уверен в своем избрании. Власти, однако, решили иначе. Блестящие способности Никодима, несмотря на весь его конформизм и безусловную лояльность, внушали опасения: а вдруг надует? Пимен был понятнее и ближе, он не хватал звезд с неба, его интересы и менталитет были примитивными, такими же, как и у тех, кто решал его судьбу. Он был их церковным подобием. Вполне естественно, что они предпочли его Никодиму. Тот не пережил нанесенного ему удара. Он умер от сердечного приступа во время аудиенции у Папы Римского в возрасте сорока девяти лет. Никодим умер, но остались его сподвижники, рукоположенные им архиереи, усвоившие его конформизм и гибкость, но, как всякие эпигоны, лишенные широты его взглядов. Оказавшиеся в немилости у Предстоятеля Церкви, разбросанные по различным епархиям, они сохраняли между собой связь, поддерживали друг друга и составляли по существу сплоченную церковную партию. Они были даже внешне похожи, причем не только манерой поведения, интонацией голоса, но и, как мне казалось, чертами лица. И, глядя сейчас на своего собеседника, я вновь поразился этому обстоятельству.
Итак, архиепископа интересовало состояние здоровья патриарха. Для никодимовцев, так же как и для патриаршего окружения, это был больной вопрос.
— Что вам сказать? — промолвил я. — Мне известно лишь одно: пребывание в Карловых Варах не пошло на пользу святейшему. Он и не хотел туда ехать, но «иже с ним» настояли: не упускать же такую возможность! И вот результат. Впрочем, диабет — непредсказуемая болезнь. Все может разрешиться очень быстро, но патриарх может прожить и пять, и десять лет. Кстати говоря, сейчас ему легче.