— Всех — не получится, — уверенно покачал он головой. — Лентяев н-не надо. А их, твй-о сьятство, знаешь сколько?
— Но НЕ лентяев же больше? Как быть, Олаф, мать его за ногу?!
— Так эта… Думать надо.
— Что думать?
— Ну, что делать. Не лентяи они… У них, вашсиятльств, есть эта… Ответственность, во!
— Учи меня жить ещё! Знаю, что есть. А вот как её найти, чтобы она проявилась?
Он глубоко задумался. Я же чувствовал, что при внешней нереальности происходящего, разговор этот будет иметь колоссальные последствия. Пьяный базар? Побойтесь господа нашего (просто господа нашего), конечно пьяный базар. Только тутошние местные в алкогольном состоянии десятилетиями живут, контролируя лишь увеличение и уменьшение промилле в крови.
— Вашсиятельство, эта… Учить их надо. Ответственности. За решения свои, за то, что делать дальше будут. Неможно сразу всех, надо постепенно, обучаючи.
— Так КАК это сделать, Олаф? Как обучить? — повторился я. — Как воспитать? И как это с-сделать, чтобы армия н-не р-разбежалась? Не обратно же потом холопить?
— Холопить не надо. — Он отрицательно замотал головой и снова задумался. Ну да, охолопить тут страшнее смерти наказание. Умираешь ты человеком, в человеческом достоинстве. А после того, как станешь вещью… Вещью и умрёшь. И дети твои вещью будут. — Я, вашсиятельство, так скоро ответ дать не смогу. Время надо.
— Сколько времени? — в лоб спросил я, чувствуя, что хватит пить. Ричи был не согласен… Но Рома понимал, что завтра скакать на Дружке, долго-долго, и как сильно будет мутить. Блевать с лошади — та ещё жесть. И камзол жалко.
Он пожал плечами.
— Месяц? Два? Три? Обмозговать надо, с товарищами посоветоваться.
— Боевыми? — для чего-то переспросил я.
— А то. — Кивок. — И это, вашсиятельство, пойдёмте-ка уже спать. А то я как-то с ног валюсь, не чувствую, эта, ножек… — И в подтверждение своих слов он, попытавшись встать, плюхнулся у входа в беседку.
Я попытался повторить его подвиг, и тоже плюхнулся, правда, завалившись спиной назад.
Потом меня взяли под руки, кто-то сильный, и… Я ничего не помню.
С утра было хреново — ничего не сказать. Но хреново было не только мне. Вольдемар с воинством приползли не намного лучше — в таверне ночью было весело. Даже Ансельмо ко мне привели шатающегося, а ещё с фингалом и в синяках.
— Эта… Вашсиятельство… Он у Хуго Лысого ночевал. На сеновале, — оправдываясь, доложили приведшие его два мужика из аборигенов. — Ну, ему Хуго малость накостылял. Человек ваш, графский, сказали не калечить, так что вот… Только так. По-другому, совсем без костылей, неможно было.
— А чего костыляли? Места жалко? — злобно усмехнулся я. Не люблю когда слабых обижают. — А чего его в дом не пустили? Давай, я за его постой заплачу.
— Так он же ж с женой евойной ночевал, — охотно пояснили побледневшие крестьяне, поняв, что дали не всю информацию. — Ну, Хуго Лысого. Супружницей.
— А… Тогда за дело, раз с женой. — Указал на лавку в углу гостиной залы старостиного дома. — Туда его сажайте, пусть посидит.
Мужики облегчённо вздохнули, выполнили требуемое и поспешно ретировались.
— Бабник хренов, — пробормотал я. — Граф, понимаешь, без девок спит, а этот…
— Тю, так чего ж вашсиятельство не сказали? — А это голос жены старосты от входа в кухню. — Мы б мигом вам нашли. Самых лучших!
Я обхватил голову — бедный я бедный!..
— Вот, вашсиятельство, сын мой старшенький. Уверен в нём, как в себе. Не подведёт.
Мне уже седлали коня, я после домашних харчей даже немного просветлел умом, но что говорит староста, о чём он, не понимал.
— И? — потянул я. — А ты куда? В отставку?
— Ну… — Олаф замялся. — Дык, пока рано ещё. Вернусь, как задачу вашсиятельства решу.
— Задачу… — многозначительно произнёс я, пытаясь вспомнить, о чём вчера говорили и какую задачу ему ставил.
— У меня два друга по окрестностям в старостах. С одним в десятке служили, с другим в сотне. Мужи толковые. Может чего умнее меня удумают, подскажут. Да и ещё есть с кем посоветоваться.
Я молчал. Он продолжал:
— Думается мне, что человек, чтоб за себя отвечал, ответственность должен понюхать. Как мы в казарме, когда зелёными отроками службу нюхаем. Чтоб цену поступкам знал, как мы знаем. Когда на бой идёшь, оно того, вашсиятельство, много такого передумаешь, что потом жизнь иначе видится. Но неможно же всех в строй поставить? Работать же кто-то должен?
— Должен, — согласился я.
Блин, о чём он вообще? Мартин Лютер хренов.