— Дядька Вольдемар, — произнёс я, приняв решение, умываясь с утра, после побудки, ледяной колодезной водой из ведра прямо на крыльце дома старосты — мне по статусу положено только тут останавливаться, бойцов селю в домах попроще. Ночь я провёл с милой селянкой, внучкой старосты, лет шестнадцати. Рома возмущался, но память Ричи намекнула, что шестнадцать это уже пипец нормальная и половозрелая, и, в общем, так оно и было — девочка была опытной. Тут в тринадцать замуж выдают, она в девках засиделась. Прыгнула в постель сама, добровольно, и конкуренток победила в забеге потому, что дед административный ресурс имеет. Короче, настроение было отличное — как раз для свершения революций. — Дядька Вольдемар, разговор есть.
Вольдемар не как я, не плескался в ведре, а, оголив торс, вылил на себя ведро целиком. Вообще-то ещё холодно, тут месяцы долгие, сейчас днём было навскидку градусов до пятнадцати-двадцати, аночью не больше пяти, но люди тут сильные, суровые, и о закаливании представление имеют прекрасное.
— Отойдём, — согласился воин. — Сейчас, переоденусь, — кивнул на мокрые портки. Здравый смысл люди тут имеют тоже.
Вышли за околицу дома старосты. Я потянулся, ловя лицом тёплые лучики солнца. Надоело всё, хотелось домой, в замок. К Астрид и Анабель. Во влажных фантазиях я представлял их вместе. Обнажённых, творящих со мной чудеса…
…Да-да, я скотина, что сплю с сестрёнкой. Но от Ромы во мне больше, чем от Ричи — видимо ведьма графинчика всё же грохнула. От Ричи досталась память — я помню всё, что помнил он. Но переживаю за тех, кого он помнит, Ромиными переживаниями. Если бы смотрел на мир глазами сто семнадцатого графа Пуэбло, я… Блин, я бы возненавидел себя! Я ПОНИМАЛ, как тут всё устроено, но ОЦЕНИВАЛ с позиции именно Ромы. Это вообще всего касается, всех менталитетных заморочек. А Рому хоть и выворачивало от мысли о близости с сестрой, вот только сестра его — черноволосая красавица Викусик, оставшаяся далеко, хрен знает где вообще, по которой (как и по родителям) он адски скучал. Так что нет, представляя Рыжика без одежды, я вообще никакого негатива не испытывал. Рыжик — моя женщина, и точка. Хотя с оговорками — я был готов её отпустить, если будет надо (всё же память Ричи хоть на что-то годится!) Ни к мужу, ни к одному из баронов, гостивших у меня, с которым она переспала, не ревновал, и если вдруг семейная жизнь её наладится — буду только рад.
А вот Мишель-Анабель мне не родственница. Ни разу. С нею я скучать не буду.
«Угу, трахая бабушку», — поддел я сам себя.
«Ну, Галкин с тобой не согласится — в бабушках тоже что-то есть, — парировал сам себе я. — А если опытная бабуля, да с телом молоденькой травницы…»
А вот Анабель никому не отдам. При мысли о том, что ею может обладать кто-то ещё, выходил из себя, пуляясь факелами в открытое небо.
— О травнице своей думаешь? — в усы улыбнулся Вольдемар. — Смотри, степь не подожги. Сейчас рано, трава только всходит, но до лета будь добр в койку её уложи. Ради безопасности графства.
Сука! Нельзя так о наставниках, но всё равно зло берёт от его проницательности. Ладно, он дядька, воспитатель, зам отца по боевой и политической подготовке, ему можно.
— Вольдемар, планы меняются, — перевёл я тему с баб на важное. — Круто меняются. Заканчиваем экскурсию, хватит ерундой заниматься.
— Что так? — покрутил наставник ус.
— Я понял, что я — баран, — честно признался я.
Он усмехнулся.
— Только сейчас?
— Ну, когда-то ж было надо? — развёл я руками. — Лучше позже, чем никогда.
— Мудро изрёк, — похвалил он, соглашаясь.
— Аквилейцы — мои враги, — нахмурился я, пытаясь подбить все мысли под знаменатель. — Если только пронюхают, что я ДУМАЮ о собственном порте на Белой, меня из города не выпустят. Случайный арбалетный болт в глотку… в результате бандитских разборок, и поминай как звали. Потом даже бандитов найдут и примерно повесят. Сие в нашем мире не проблема. Только вот… — Тяжело вздохнул.
— Верно мыслишь. Рад, что понимаешь, — похвалил Вольдемар. — Я говорил Вермунду, что надо в город полусотней ехать, не меньше. А то и всей сотней. Тогда побоятся — внутри стен эти купчишки ссыкотные. Он отговорил, сказал, ты — дитё малое, ПОКА не посмеют. Ричи, ПОКА, — обратил внимание на оговорку он.
— Если б у меня наследники были… — Я закусил губу. — Он мог бы попытаться отомстить, они бы это знали, и я бы рискнул. Но Астрид после замужества в пролёте, и он не посмеет. А следующий граф…