В кабинет вошел капитан, выше среднего роста, с чуть заметными следами оспы на лице. Его пышный чуб выбивался из-под фуражки у правого виска.
– Познакомьтесь, товарищ Ковалев. Ваш новый командир отряда, — отрекомендовал меня начальник разведки. Затем, указывая на вошедшего капитана, добавил: — Начальник штаба отряда.
– Бережной, — назвал я свою фамилию и протянул руку.
– Ковалев, — холодно сказал тот и небрежно пожал мою руку.
Его глаза явно избегали встречи с моими. Он был строен, чисто выбрит, одет опрятно. Все на нем подогнано, новое, как говорят, с иголочки. Сапоги начищены до зеркального блеска.
– Учтите, товарищ Бережной, люди в отряде хорошие, — главным образом, комсомольцы, добровольцы, — продолжал прерванный разговор Павлов. — Но отряд пополнился новыми бойцами, и за последнее время дисциплина несколько ослабла. Дошло до того, что вчера умудрились при возвращении с занятий открыть стрельбу в городе. Ваша задача наладить дисциплину и подготовить отряд к действиям в тылу врага. В вашем распоряжении месяц… Буду надеяться, что вы с помощью Ковалева и Бритаева с задачей справитесь.
– Постараемся общими усилиями устранить недостатки, — сказал я и посмотрел на Ковалева, ища в нем поддержки.
Начальник штаба был безучастен.
При выходе от начальника разведки мы встретили мужчину в гражданском, с черной бородкой клинышком. Маленькие, хитрые глаза выглядывали из-под густых бровей. Во всем облике этого человека было что-то знакомое и в то же время загадочное.
– Кто это? — спросил я Ковалева.
– Мало ли здесь всяких шляется, — неохотно ответил Ковалев.
По пути в отряд я пытался завязать разговор со своим начальником штаба.
– Сколько людей в отряде? — спросил я.
– Сто пятьдесят, — безразлично ответил тот.
– Что они собой представляют?
– Увидите, узнаете, — загадочно ответил Ковалев.
– Кто комиссар?
– Бритаев.
После нескольких подобных вопросов разговор наш был исчерпан. Я видел, что в нем кипит злость. Причины этой злости не знал, но и виноватым себя перед ним не чувствовал.
Во мне появилась неприязнь к этому человеку. Стали противны его блестящие сапоги, гладко выбритое лицо и поскрипывающие ремни снаряжения. Разговор завязать я больше не пытался и шел молча.
– Вот и отряд, — сказал Ковалев, когда мы вошли во двор, где полмесяца назад размещались разведывательные курсы. — Разрешите мне заниматься хозяйственными вопросами, товарищ старший лейтенант.
При этом он сделал особое ударение на словах «товарищ старший лейтенант». И тогда я понял, почему он так недружелюбно встретил меня: его задело, что командиром отряда назначен офицер ниже его по званию.
– Товарищ капитан, потрудитесь передать отряд в полном составе, а тогда посмотрим, какими вопросами вам заниматься, — решил я оборвать его и сбить с него спесь.
– Я считаю, что моя миссия окончена, — с обидой, но менее решительно продолжал упорствовать Ковалев. — Вот он, отряд. Командуйте.
– Передадите отряд и, если посчитаете низким для себя работать в должности начальника штаба, попросим полковника Павлова, он подыщет вам другую работу…
У здания, где расположился отряд, стояла группа разведчиков. Они оживленно и шумно разговаривали. К ним подошел Ковалев и что-то сказал. Веселого настроения как не бывало. Все внимательно и настороженно рассматривали меня.
Вошли в комнату, являющуюся одновременно штабом и общежитием для офицеров.
Навстречу нам из-за стола поднялся капитан среднего роста, с черными, коротко остриженными волосами. Густые, сросшиеся у переносицы брови расходились к вискам и напоминали крылья птицы. Это придавало лицу капитана выражение лихости. Говорил он с кавказским акцентом. При разговоре смотрел прямо в глаза собеседнику, как бы стараясь проникнуть в душу человека. Это был комиссар Бритаев.
В отличие от начальника штаба Бритаев приветливо встретил меня. У меня поднялось настроение. Но окончательно я успокоился, когда познакомился с секретарем. партийной организации. Это был опытный партийный работник, депутат Московского городского совета – Василий Фомич Никитин. От него я узнал историю отряда.
Раньше отрядом командовал капитан Титов, требовательный и деловой командир. Его очень любили разведчики. Но капитан заболел и был отправлен в Москву на лечение. Временно командование перешло к начальнику штаба Ковалеву. Однако отряд по-прежнему именовался отрядом Титова.
Николай Иванович Ковалев до назначения начальником штаба отряда работал на хозяйственных должностях. В отряде он изучил подрывное дело, участвовал в ряде диверсий и теперь считался хорошим специалистом-подрывником. Разведчики знали его и уважали. Но вместе с тем пользовались его недостаточной требовательностью, и дисциплина начала падать. Об этом и говорил полковник Павлов…
…А через день после моего появления в отряде мы провели общее собрание, обсудили задачи, поставленные командованием.
По моему предложению, на Ковалева была возложена ответственность за диверсионную подготовку. Это живое дело было ему по душе. Об уходе из отряда Ковалев больше не говорил. Он добросовестно выполнял обязанности начальника штаба. Повседневные встречи на занятиях постепенно вытеснили холодок, который первоначально был в наших отношениях. Тем более, что вскоре мне было присвоено звание капитана, и неловкость в положении Ковалева исчезла. О первой встрече мы не вспоминали. За месяц совместной работы мы даже сумели сдружиться. И теперь ждали того дня, когда отряд в полном составе выбросят в тыл врага.
Однако наши мечты не осуществились. Поступил приказ: из состава отряда сформировать группы по десять-пятнадцать человек во главе с офицером, каждой группе выделялась радиостанция. Предстояло действовать каждой группе самостоятельно, в различных районах.
Задачу командиры групп получали лично от полковника Павлова. Получил задачу и я.
Выброску групп предполагалось начать с 9 июня.
ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ!
С утра 11 июня шел дождь. Еще накануне все приготовления к отлету были закончены.
Пришла радистка с рацией. Звали ее Дусей. Это была девушка лет восемнадцати, хрупкая, с голубыми глазами и маленьким, как у птички, носиком. Одета она была в темно-синюю юбку и голубенькую кофточку. На ногах аккуратные сапожки.
Ее появление в группе вызвало недовольство некоторых разведчиков. Особенно неистовствовал шестнадцатилетний Юра Корольков.
– Вот еще, не хватало бабы среди нас, — говорил он с возмущением. — Баба на корабле – быть беде.
Разведчики, не привыкшие видеть в своей среде женщин, разделяли мнение Юры и сопровождали Дусю ироническими взглядами: «Тоже мне, вояка в юбке».
Я понимал, что от связи в основном зависит выполнение нами задачи, и предупредил всех разведчиков, чтобы они оказывали радистке всевозможную помощь, хотя сам был не очень доволен ее появлением в группе. Меня больше всего беспокоил вопрос: выдержит ли она все тяготы, которые предстоит перенести группе? Выйдет из строя радистка, и ее уж никто не заменит.
Дуся не могла не заметить холодного приема, но виду не показывала, казалась спокойной и довольной. Она старалась ни в чем не уступать разведчикам, как бы говоря: «А я все равно буду с вами, несмотря на ваши неприветливые взгляды». К полету она приготовилась со всей тщательностью: упаковала рацию и питание к ней, подогнала обмундирование и снаряжение и только недоверчиво посматривала на чехол с парашютом, предназначенным для нее.
– Приходилось прыгать? — солидно спросил Юра Корольков, заметив волнение девушки. Ему так и хотелось как-нибудь насолить Дусе.
– Нет, нет, — поспешно ответила Дуся.
– Трусишь? — продолжал допытываться Юра.
– Страшновато, — искренне призналась радистка и так доверчиво посмотрела на разведчика, что тот отказался от намерения посмеяться над ней, а, наоборот, решил подбодрить.
– Ничего, не бойся. Привыкнешь, — нравоучительно сказал он…
Разведчики возбужденно разговаривали. Они желали друг другу удачного приземления во вражеском тылу, намечали встречи после войны.