– Главное, Иван Иванович, цени труд людей, не обижай их, — говорил наставительно комиссар Бритаев. — Люди в твоей группе самые молодые. Все комсомольцы. Как ты себя с ними поведешь, такие и плоды пожнешь.
Комиссар Бритаев был уважаемым человеком в отряде. К нему за советом шли не только солдаты и сержанты, но и офицеры. И всегда он находил для каждого выход из затруднения. Одних подбадривал, другим делал внушение, третьим помогал словом и делом. Он знал не только боевые качества подчиненных, но и их семейное положение, настроения и желания. Нередки были случаи, когда он писал теплые благодарственные письма родным отличившихся солдат. Еще более теплые письма с ответами приходили от их родственников.
– Мне тяжело расставаться с отрядом и с тобою, — признался Бритаев.
– Еще бы! Сколько общего труда вложено в подготовку людей. Ведь мы надеялись, что отряд будет выброшен во вражеский тыл в полном составе, — сказал Ковалев. — Отсюда и все планы строили.
Помолчали…
– Ты помнишь нашу первую встречу? — спросил Ковалев. — Забудь ее… Знаешь, тогда зашевелился вредный червячок. Потом увидел, что был не прав. Привык я к тебе и Бритаеву.
– Не будем об этом вспоминать. Давай лучше чем-либо обменяемся на память.
– Да у меня ничего нет. Разве вот рубль, — улыбнулся Ковалев.
– Давай рубль… Напиши на нем дату, распишись и давай. А я тебе дам копейку.
Обменялись… Интересно, что в 1945 году в Москве состоялась наша встреча. Я возвратил Ковалеву его рубль. Моя же копейка у него не сохранилась…
В штаб доносился гул возбужденных голосов разведчиков, и мы радовались их хорошему настроению.
До выезда на аэродром оставалось несколько часов, а на улице продолжал моросить дождь. Низко над землей проносились облака.
– Опять погода подводит. Одним словом, нелетная, — сказал озабоченно Ковалев.
– Будем надеяться, что к вечеру облака если не рассеются, то, во всяком случае, подымутся, — сказал я. — Мы сегодня должны улететь во что бы то ни стало.
– Я беспокоюсь потому, что мы с комиссаром уже летали, но не выбросились. Не отыскали костров из-за тумана.
Некоторое время сидели молча.
Каждый думал о своем. Я думал о том, как сложится дальнейшая судьба группы, удастся ли нам долететь до пункта выброски и благополучно приземлиться. Необходимо установить сигнал, по которому будут собираться товарищи после приземления. Первым должен прыгать Калинин. За ним три-четыре разведчика, радистка, я. За мной остальные. Замыкающим Кормелицын. Такое распределение, по моему мнению, позволит при любом рассеивании каждой группе иметь с собою командира с картой. От места выброски надо будет отойти как можно дальше, чтобы избежать боя с противником, который может организовать облаву.
Не меньшей опасностью, чем встреча с противником, являлась возможность высадки на лес или в реку.
Тем, кто попадет в воду с грузом около двух пудов, не суждено будет явиться на место встречи. Придется ли нам всем возвратиться обратно? Если придется, то когда? Состоятся ли назначенные встречи? Сколько неразрешенных вопросов! Неизменно мысли возвращаются к семье. Прошел год войны, а я ничего не знал о судьбе жены и дочурки. Кто думал, что все так сложится? Даже в мыслях не допускал, чтобы врагу удалось дойти до Полтавы. Живы ли они, мои родные? Кто им поможет?
Из состояния задумчивости меня вывел комиссар.
– Письмо родным написал? — спросил он. Комиссар знал, что я с женой связи не имел, а родных только что разыскал. Им удалось переехать из Луганска в Майкоп.
– Написал. Спасибо тебе, друг, — поблагодарил я. Его чуткость растрогала меня.
До выезда на аэродром остались считанные минуты. Пообедали наспех.
– Теперь можно и в путь-дорогу дальнюю, — сказал я, собираясь выйти.
– Минуточку. По русскому обычаю положено перед расставанием присесть и помолчать, — сказал скороговоркой Ковалев.
Он сел. Мы последовали его примеру. Посидели…
Сколько торжественности в этой минуте молчания. Мудрый обычай. За минуту можешь запомнить на всю жизнь тех, с кем расстаешься. В этот момент вспоминается только хорошее о них, плохого как не бывало.
– Ну вот. Теперь можно и за дело, — сказал Ковалев с сознанием исполненного долга.
– Друзья, запомните эту минуту, — сказал с волнением комиссар, подымаясь с ящика. — Когда-нибудь после войны соберемся, ну, скажем, в Москве. Сядем вот так же и вспомним 11 июня 1942 года.
– Дай бог нашему теляти да волка поймати, — пошутил Ковалев.
Хорошие пожелания. Суждено ли им сбыться? Только вышли из помещения, как нас оглушила команда:
– Смирно! Равнение направо! Товарищ капитан, отряд построен для проводов вашей группы на выполнение задания в тылу врага. Дежурный по отряду лейтенант Гапоненко! — Закончив рапорт, он сделал шаг в сторону и поворот, давая мне дорогу.
Я в недоумении посмотрел на строй, а затем на комиссара. Бритаев выглядывал из-за Ковалева и улыбался. «Его проделки», — подумал я.
Это было так неожиданно, что я растерялся и не знал, с чего начать. Поздороваться? Сегодня уже принимал рапорт и здоровался. Что же я стою? Надо что-то сказать.
– Дорогие друзья! - начал я. — Вот мы и расстаемся. Закончилась наша теоретическая подготовка. Предстоят практические дела. Но учтите, что учеба и там будет продолжаться. Многие из вас уже получили задания, — продолжал я, а сам думал: «Не то говорю». Надо что-то важное сказать, а важное не шло на ум.
– Завтра вылетает группа лейтенанта Гапоненко. Затем группы комиссара, начальника штаба и другие. Но где бы вы ни были, не забывайте наш отряд, своих друзей… Разрешите от всего сердца пожелать вам удачи при выполнении задания и хорошего здоровья. Желаю всем вам возвратиться живыми и здоровыми. Будьте дисциплинированными. Крепите дружбу. Помните, что в этом залог успеха. До свидания. До скорого свидания, товарищи разведчики.
– До свидания.
– Желаем успехов, — отвечали хором разведчики.
– Разойдись! — скомандовал Гапоненко.
Сразу двор наполнился гулом голосов. Моя группа – в центре внимания. Сегодня нас провожают. Завтра – очередь группы Гапоненко. И так все дни до полной отправки всех групп.
– Калинин, Леша! Завтра встречай нас с Антоном Петровичем, — кричал Маркиданов.
– Прилетайте, — выкрикнул Петя Кормелицын. — Мы вам газетку подстелим.
– Прыгайте на мягкое место, на газетку, — подхватил Юра Корольков.
– Эх, хорошо бы встретиться в тылу противника всем отрядом. Это была бы сила, — сказал воодушевленно Рыбинский.
– Чтобы с оркестром встречали. Оркестр обязательно, — кричал громче всех Володя Лапин, командир отделения из группы Гапоненко.
– Смотри, чтобы на немецкую «симфонию» не напороться, — отвечал Стрелюк…
Прощание подходило к концу. Груз уложен на машину. Время отъезжать.
– Группа, к машине! — командует Калинин. — Садись.
Прощаюсь с офицерами. Подхожу к Гапоненко.
– Большое тебе, Коля, спасибо за последний рапорт, — сказал я, пожимая обеими руками широкую шершавую руку Гапоненко. — Желаю тебе всего наилучшего. Береги людей и себя. Не стесняйся советов Землянко и Лапина – они твои помощники.
Коля Гапоненко – молодой лейтенант из Донбасса. В отряд пришел несколькими днями раньше меня. Требовательный и в то же время заботливый командир и хороший товарищ, он быстро завоевал авторитет среди товарищей. На его обветренных губах всегда играла приветливая улыбка. В отряде он был командиром взвода. Теперь ему поручено командование группой. Его группе предстояло действовать в Курской области. Это был самый близкий к линии фронта район, а следовательно, самый трудный. В его группу были включены наиболее опытные разведчики, такие, как Землянко, Лапин, Маркиданов, Остроухов и другие.
– Итак, до свидания, Коля, — сказал я и обнял его на прощание.
Провожать группу на аэродром поехали Бритаев и Ковалев. Наиболее предприимчивым разведчикам – Лапину, Маркиданову и Демину – тоже удалось прорваться на аэродром.
На аэродроме нас встретил начальник воздушно-десантной службы майор Юсупов. Широкоплечий, неуклюжий, как медведь, татарин, с широким обветренным лицом, казавшимся безразличным ко всему окружающему, он был известен всем разведчикам, которым приходилось иметь дело с парашютом в пределах Брянского фронта, как смелый десантник и чуткий товарищ. Он руководил подготовкой парашютистов, лично наблюдал за укладкой парашютов и руководил выброской десантных групп в тылу врага. Это он «помог» Юре и Маркиданову совершить пробный прыжок. Это у него прошел парашютную школу Вершигора Петр Петрович, выросший за время действий в тылу врага от разведчика до генерала, Героя Советского Союза, командира прославленного партизанского соединения.