Продовольствие было подвезено, и целое многочисленное население прибыло искать среди пепла места, которые занимались их домами, и, не сожалея о своих потерях, возблагодарить Бога за освобождение Москвы{61}.
Генерал Иловайский 4-й{62}остался старшим после генерала Винцингероде, но, будучи неспособен к командованию, поручил мне все, и я поспешил донести Императору относительно необходимости присылки начальника.
Начальником этим был назначен генерал Кутузов. С его прибытием прибыла также Московская полиция, и мы могли покинуть этот печальный и несчастный город, чтобы принять участие в преследовании французской армии.
Из 13 800 дворцов и домов, бывших в Москве, только 1500 уцелели от пожара.
Армия Наполеона, вынужденная маневрами фельдмаршала Кутузова и кровавыми боями под Малоярославцем{63}начать отступление по той же дороге, которая была совершенно опустошена во время наступательного движения, испытывала полный недостаток продовольствия. Упадок дисциплины и духа ускорил это отступление и скоро превратил его в постыдное бегство. Тревожимая со всех сторон, французская армия ежедневно теряла обозы, орудия и значительное число солдат. Наши казаки и крестьяне днем и ночью окружали ее во время марша и остановок на биваках, избивали фуражиров и захватывали все продовольственные средства.
Наконец, небо, казалось, взяло на себя месть за Россию. Поднялся ужасный ветер и принес 25-градусный мороз. Неприятельские лошади, не подкованные на зимние шипы и выбившиеся из сил, падали непрерывно и оставляли в наших руках обозы, парки и артиллерию. Вся добыча, взятая в Москве, досталась казакам. Несчастные Французы в лохмотьях, голодные, застигнутые стужей, почти более не сражались и гибли от лишений. Ненасытный голод обратил их прежде смерти в скелеты, и эти обезображенные тени тащились друг за другом, высматривая, где бы поесть падали или отогреть свои полузамерзшие тела. Длинный след трупов, окоченевших от холода, обозначал путь и страдания армии, выставленной Европой.
Мы встретили в Духовщине корпус вице-короля Италии, который, потеряв всю свою артиллерию и обоз, тянулся к Смоленску, где он соединился с Великой армией{64}.
Между тем граф Витгенштейн взял штурмом Полоцк, а адмирал Чичагов{65} двигался к Минску. Несомненно, армия Наполеона растаяла бы до вступления в Смоленск, если бы фельдмаршал Кутузов ускорил преследование и ежедневно вводил в серьезный бой линейные войска вместо того, чтобы возложить эту задачу на алчных казаков{66}:
В Смоленске она нашла еще некоторое количество продовольствия и продолжала свой марш на Красный. Часть нашей армии предупредила противника. С нашей стороны бой велся там вяло, и Французы, вынужденные все поставить на карту, чтобы проложить себе дорогу, потеряли только около двадцати тысяч человек, в том числе наполовину убитых и пленных.
Адмирал Чичагов, предупрежденный о приближении Наполеона, овладел трудной переправой через Березину. Граф Витгенштейн направился туда, гоня перед собой противопоставленный ему корпус. Если бы наша главная армия преследовала неотступно и безостановочно, как и должно бегущего неприятеля, никогда бы Наполеон, ни один человек из его армии не спаслись бы. Но адмирал, будучи очень плохим военачальником, допустил разбить свой авангард, и едва не был атакован неожиданно сам в Борисове. Граф Витгенштейн прибыл только тогда, когда Французы уже навели мост, а наша главная армия занималась маневрами вместо того, чтобы нанести там последний удар.
Величайшие затруднения, встреченные при наводке моста, несколько пушечных выстрелов и, в особенности, страх, овладевший французской армией, заставил их, однако, дорого заплатить за этот переход. Вся уцелевшая артиллерия, обозы, несчастные женщины и дети, следовавшие за французской армией, исчезли под льдом Березины или были брошены на берегах ее. Несколько тысяч раненых, больные и выбившиеся из сил солдаты - погибли вблизи моста и увековечили эту переправу всеми бедствиями и ужасами, которые только могут постигнуть человечество.
Наполеон, по переправе, в санях обогнал армию, сопровождаемый лишь несколькими доверенными лицами. Он не остановился в Вильне и бежал за Неман, который он с таким высокомерием перешел только за несколько месяцев перед тем, проехал через Германию, и сам привез в Париж известие о всех поражениях{67}.
Малочисленные остатки его огромной армии продолжали отступление до Вильны. Наша армия по-прежнему слабо их преследовала. Вынужденные очистить Вильну, немногие, сохранявшие еще сомкнутость, части исчезли. Не получая приказаний и не думая о каком бы то ни было сопротивлении, каждый принадлежавший к этой пестрой армии бежал, куда хотел, стремясь скорее достигнуть границы России. Несколько казачьих партий преследовали и захватывали множество пленных. Если бы нашему отряду позволили тотчас же перейти Неман и преследовать бегущих в Пруссии, почти все маршалы, генералы и офицеры были бы взяты. Вместо того, они имели время прибыть в Кенигсберг, где, при помощи денег, получили от Немцев все, в чем нуждались{68}.
Несмотря на это, число неприятелей, которые переправились обратно через Неман, нельзя считать свыше 30 тысяч человек. Таким образом, эта 6-месячная война стоила Европе более 400 тысяч человек - цвет ее населения, пожертвованный слепому честолюбию Бонапарта.
Император назначил свою главную квартиру в Вильне и явился туда с целью собрать свою армию и излить свои благодеяния.
Наш отряд ожидал в Юрбурге приказания перейти границу. Он был первым, перешедшим ту преграду, которую могущество Наполеона хотело навсегда поставить России. Наполеон утверждал, что спокойствие Европы требовало, чтобы этот народ Севера был вытеснен в наиболее суровые его области.
Мы направились к Тильзиту. Полковник Тетенборн{69}и мой брат, командовавший нашим авангардом, опрокинули несколько эскадронов прусских гусар, которые хотели защищать вход в город. Население приняло нас там с радостью и энтузиазмом, который обнаружил нам благоприятное настроение, одушевлявшее Пруссаков, и предсказал нам легкость побед.
Тильзит был ареной унижения России и падения Пруссии; он первым увидел посрамление Наполеона, славу России и надежды Пруссии.
Макдональд{70} находился еще в Курляндии, и его корпус, составленный из десяти тысяч французов и двенадцати тысяч Пруссаков, один избег общего уничтожения. Генерал Дибич{71} был выслан из корпуса графа Витгенштейна, чтобы затруднить его отступление и в особенности с целью побудить прусского генерала Йорка{72}отделиться от Французов. Два батальона егерей и два орудия усилили наш отряд, который получил приказание, насколько возможно, приостановить движение неприятеля. Но последний скрыл так хорошо свой марш и так быстро двинулся на Тильзит, что егеря и два орудия были атакованы ранее, чем успели выставить для обеспечения аванпосты, и были взяты неприятелем. Мы вынуждены были уступить город. Между тем генерал Дибич имел успех в переговорах. Пруссаки оставили Французов и, согласно предварительного договора, расположились по квартирам в окрестностях Тильзита, где они сохраняли полный нейтралитет.
При этих обстоятельствах мы наделали ряд ошибок. Русский корпус, противопоставленный в Курляндии генералу Макдональду, вместо того чтобы следовать за ним по пятам, терял время на занятие Мемеля{73}, которого никто не защищал. Граф Витгенштейн, вместо того чтобы ускорить движение со всем своим корпусом, ограничился высылкой нам двух указанных слабых батальонов, которые мы тотчас же ухитрились потерять, а генерал Шепелев{74}, неудачно выбранный для того, чтобы с другим отрядом предупредить неприятеля на дороге в Кенигсберг, дал ему пройти, занявшись провозглашением тостов во славу нашего оружия.
Макдональд, благодаря нам, достиг счастливо Кенигсберга, и его слабый, но сохранивший порядок корпус послужил там маяком для сбора всех беглецов, прибывавших из России, и сделался ядром новой армии.
Все хотели перейти границу, и множество отрядов под командой разных начальников и без общего руководства, устремились со всех сторон, наводнили эту часть Пруссии и ровно ничего не сделали.
Французы, под командой Мюрата, успели все вывести из Кенигсберга, отправить своих больных в Данциг и, наконец, выйти из этого города и перейти Вислу, почти не будучи обеспокоены. Около полудюжины генералов овладели очищенным Кенигсбергом и приписали себе эту славную победу. Наконец, прибыл граф Витгенштейн и положил конец беспорядочным действиям.