Еще одной причиной моих опасений были недобрые взгляды, которые бросал на меня Боркью. Алисия со свойственным ей высокомерием вообще не смотрела в мою сторону. А вот Боркью… Тот просто съедал меня глазами. Неужели догадался? Вполне возможно… Ведь я топала, как слон, когда уносила ноги из сада. А в доме, кроме меня и Иво, никого не было. Хотя они могли не знать, что Ампаро взяла выходной.
Иво направился к двери, украдкой подмигнув мне: мол, не расстраивайся, вечером мы обязательно увидимся и поговорим… Но я не разделяла его оптимизма.
— Боркью тоже поедет с нами? — спросил Иво у Алисии.
— Да, дорогой, — как-то уж слишком медово ответила Алисия. — Боркью уверяет, что он специалист по каретам. И поможет нам выбрать самую лучшую…
И дорогую, добавила я про себя. Я помахала рукой Иво, он в ответ махнул мне. Через несколько минут троица скрылась за дверью. Я осталась абсолютно одна и раздумывала над тем, чем занять себя то время, которое Иво проведет в поисках кареты для своей ехидны. Тот факт, что Боркью отправился вместе с ними, меня немного утешил. Неизвестно, чего можно ожидать от этого типа. И все же инстинкт самосохранения побудил меня запереть массивную входную дверь на замок и цепочку.
Уезжая из Кентербери, я прихватила с собой книжку по бисероплетению. Ту самую, с которой он застал меня спящей на веранде… Вечерами, когда я не занималась написанием своего дневника, я посвящала себя изучению премудрой науки, позволяющей делать из бисера массу затейливых вещиц. И у меня даже кое-что получалось…
Вот и теперь я решила украсить бисером свое одиночество. Поднявшись наверх, я взяла книгу и шкатулку. А потом спустилась вниз и устроилась в своем излюбленном месте — в кухне, разложив на столе рукоделие. Но, несмотря на то что работа с бисером была увлекательной, время тянулось, как жевательная резинка. Я то и дело отвлекалась от своего занятия — сейчас я плела изящное ожерелье из золотистого, голубого и белого бисера — для того, чтобы посмотреть на часы. Минуты казались невыносимо долгими, а когда прошел час, я подумала, что пролетела целая вечность…
И вдруг я услышала шорох, доносящийся из гостиной. Наверное, это неугомонный Корби, успокоила я себя. Мне так и не удалось поиграть с ним в саду, поэтому он по-прежнему ищет себе компанию погонять мячик… Но утешение мое висело на волоске, потому что Корби никогда не крадется, как зверь на охоте, а бегает всегда открыто, шумно, не скрываясь от обитателей поместья… А тот, кто находился в гостиной, определенно старался, чтобы его не услышали. Шаги были тихими, крадущимися… Так ведет себя вор, пробравшийся в чужой дом…
Я застыла с рукоделием в руках. Шорохи тоже стихли. Может быть, мне почудилось? И тут я с облегчением вспомнила о том, что заперла входную дверь. Ну вот, обрадованно вздохнула я, какая же ты трусиха, Дона… Такие засовы никто не сломает бесшумно. Так что нечего бояться…
Улыбаясь, я продолжила рукодельничать. Но через несколько минут вкрадчивые шорохи возобновились. Господи, неужели у меня появились не только зрительные, но и слуховые галлюцинации? — испугалась я. Вот до чего доводит нервное перенапряжение. А ведь мистер Колчет неоднократно предупреждал меня: будьте спокойнее, Дона, не волнуйтесь по пустякам. Хотя, как можно не волноваться, когда под носом у тебя происходит такое…
Мне показалось, что шорохи приближаются к кухне. Веранда! — Воспоминание ударило меня электрическим разрядом. — Да, я закрыла дверь на засов, но я забыла о веранде… Перебраться через забор и проникнуть в дом мужчине было бы не так уж и сложно. А я почему-то не сомневалась, что в гостиной был мужчина. И даже подозревала, кем именно этот мужчина был… Боркью Лорксоном!
Ожерелье тихо звякнуло, упав на глянцевую поверхность стола. В дверях, улыбаясь самой гнуснейшей из своих гнусных улыбок, стоял Боркью. Его масленый взгляд был полон решимости. Но на что он решался, мне только предстояло узнать.
Если бы я могла говорить, то все выглядело бы именно так:
— Боркью, — прошелестела бы я сухим осенним листом. — Что вы здесь делаете?
— Хм, — сально хмыкнул бы в ответ Боркью, приближаясь к столу. — Я тоже хотел бы получить ответ на один вопрос. Что ты делала в саду во время нашего разговора с Алисией?
Собственно, все выглядело очень похоже на ту картинку, которую я нарисовала. С той только разницей, что спросить и ответить Боркью я не могла.
— Какого черта ты делала в саду, когда мы с Алисией… гм… гм… беседовали? — грубо спросил он у меня.
Я поняла, что настало время играть в кошки-мышки. Кошка из меня была плохая, ею, конечно же, был Боркью, а вот роль мышки мне всегда отлично удавалась. Изо всех сил пытаясь изобразить непонимание, я развела руками.
— Ну-ка не ври, детка, — недобро усмехнулся Боркью. — За вранье можно и схлопотать… — отнюдь не аристократично добавил он.
Сделай так, чтобы этот кошмарный сон поскорее кончился! — мысленно взмолилась я своему ангелу-хранителю, который, по мнению моей матушки и еще миллиарда человек, населяющих планету Земля, стоял у меня за правым плечом. Но он не сделал… В чем я, впрочем, и не сомневалась… Я бросила еще один недоумевающий взгляд на Боркью и показала ему, что мне нужны ручка и бумага.
Боркью сморщился. Ему была явно неприятна моя неполноценность. Но все же он хотел получить внятный ответ, а потому полез в карман пиджака и извлек на свет божий ручку и скомканный листок бумаги.
— На. — Он бросил мне ручку и бумагу так, как бросают кость собаке. — Пиши.
Действуя на свой страх и риск, я написала: «Не понимаю, о чем вы говорите. Я гуляла по саду сегодня утром, но никого, кроме Корби, со мной не было». С трудом сдерживая дрожь в руках, я отдала бумажку Боркью. Удастся ли мне протянуть время? В горле было так же сухо, как, наверное, в пустыне Гоби. По лицу Боркью я догадалась, что мой ответ его не удовлетворил. Впрочем, этого и следовало ожидать…
— Я же сказал: за вранье можно схлопотать… — Боркью угрожающе двинулся к столу. — Там больше некому было прятаться… Ты ведь сегодня за хозяйку в доме, а, милашка?
Его неожиданно игривый настрой, сменивший угрозы, и сальная улыбочка заставили меня сжаться в комок. Я сидела, как маленький котенок, которого можно запросто пнуть или нацепить на хвост консервную банку. О, если бы этим Боркью и ограничился… Но его взгляд… Этот знакомый до боли похотливо-сальный взгляд повергал меня в пучину безумия, в пучину прошлого, о котором я мечтала забыть…
А Боркью продолжал двигаться на меня, расставив свои огромные руки, с блуждающей улыбкой на лице. Меня тошнило, я готова была потерять сознание при одной мысли о том, что со мной хочет сделать этот человек…
— Ну что ты так съежилась, моя красавица? Неужели я тебе ни капельки не нравлюсь? А вот ты мне — совсем наоборот. Может, развлечемся? Я думаю, что после этого у тебя пропадет всякое желание рассказывать Иво гадости о его непорочной невесте. А? Потому что тогда заговорю я и непременно расскажу о том, что Дона Даггот, эта маленькая дрянь, развратничала под носом у Иво… Что она заигрывала со мной, а потом… Догадайся, что было потом?
Мне не нужно было догадываться. Похотливый взгляд Боркью рассказал мне обо всем лучше любых слов. Дурнота подкатывала к горлу, тело стало таким слабым, что я почти не чувствовала его. Что же мне делать? Эта мысль билась в затуманенной голове, как раненая птица. Но ответа на этот вопрос мой измученный разум не находил, как ни старался. А Боркью придвигался все ближе. Я уже чувствовала на своих щеках его тяжелое дыхание, от которого моя кожа застывала, как под дуновением ледяного ветра…
Страх, немыслимый страх и отвращение — вот что чувствовала я в ту минуту. Я понимала, что тянуть время бесполезно. Иво уехал надолго, и едва ли он догадывается о том, что здесь происходит. Я мучительно жалела о том, что не настояла на своем, что не рассказала ему все до того, как он ушел… Но прошлого не вернуть. Я понимала: все кончено. Если это случится со мной сейчас, я больше не смогу жить. Но сил к сопротивлению, увы, не было. Да и что я могла сделать — ведь Боркью гораздо сильнее меня…