Выбрать главу

Я предвкушал ночевку под открытым небом недалеко от дома Парменида, но эту мысль приходилось оставить. Далеко не уехал, соблазнившись возможностью бесплатно поставить машину перед кемпингом (в Италии нелегко найти место, подходящее для сна в машине). Бродил по берегу (уже совсем стемнело), смотрел на местные развлечения, снова бродил по берегу и, наконец, устроился в одном из оставленных на пляже шезлонгов — вот здесь я и буду спать под убаюкивающий плеск южного моря. Но парусина шезлонга настолько пропиталась сыростью, что нежиться в нем не доставляло никакого удовольствия, и я отправился спать в машину. Вскоре меня разбудил шум праздничного салюта. Сетовать не приходилось — фейерверк отлично смотрелся на фоне пляжа и ночного моря.

Еще не рассвело, когда я проснулся в следующий раз — от мучительнейшей боли в спине. Соображаю, что пригодилась бы горячая ванна, но где найти ее в разгар лета в Южной Италии? Во всяком случае, ее не оказалось в отеле «Райские кущи», где, правда, итальянки отнеслись ко мне с заботливостью русских бабушек — пожалели, напоили чаем и даже завернули с собой сладкого печенья.

Вселившаяся в меня боль испытывала полное безразличие к тому, чем я занимаюсь — лежу, иду или веду машину. Моим планам соответствовало последнее. Я предполагал доехать до Мессинского пролива, чтобы увидеть ночное небо, озаряемое сполохами сицилийской Этны (вулкан в те дни пришел в неутихающую ярость). Оттуда мне следовало поспеть на паром, отправляющийся в Грецию из Бриндизи. У меня заранее был куплен билет, и я уже воображал себя римлянином, взошедшим в Брундизии на корабль, чтобы переправиться в Аполлонию. От таких планов я не мог отказаться и двинулся по горной дороге на Палинуро.

До Брундизия я не добрался, плавание сорвалось. С морской стихией у меня вообще нелады. Так, когда я приготовился к морскому путешествию из Крита в Афины, мне, предчувствовавшему восторг от красоты Эгейского моря, некстати вручили билеты на сверхновое и сверхскоростное чудо. Никто не бросался в море со скалы, никого не забыли на Наксосе, но это достижение техники покидало гавань Ираклиона в темноте, чтобы еще до рассвета пришвартоваться в Пирее; к тому же оно не имело открытой палубы. В том же году мой старинный друг Илья Денисов — физик, который в последнее время живет в университетском городе недалеко от Чикаго, рассказал мне, как с женой и дочкой он приехал в Бостон, и там они поплыли посмотреть на китов. Я пришел в сильнейшее возбуждение: год прожил в Бостоне и даже не слышал о такой возможности! Оказавшись снова в этом городе, я немедленно отправился в гавань. Плыли по волнам, не без упорства, доплыли. От китов были видны лишь пара плавников да фонтанчики — выразительные. Но день был серый, погода стояла сквернейшая, а на корабль, где, казалось, было всего семь-восемь пассажиров, в последнюю минуту набилось более сотни школьников с сопровождающими их активистами родительского комитета — очень романтично! Я простудился, заболел и умер.

Но все это будет позднее, а пока я недоумевал, чем так прогневил Парменида. Казалось бы, перед тем как отправиться в Италию, я усердно бился над истолкованием нескольких строк из его философской поэмы.

В какой-то момент я понимаю, что следует повернуть назад и искать спасения у моих неаполитанских друзей. Но дома ли они? В их летнем домике в Лавинио телефон не отвечает, а неаполитанского у меня с собой нет. Хорошо, что благодаря многолетней переписке я, по крайней мере, помню их адрес. На заправках меня провожают удивленными и настороженными взглядами — должно быть, думают о неумеренном потреблении наркотиков. Я теряю интерес к тому, что прочитывается на моем лице. Я снова за рулем, уже много часов, и вспоминаю виденное в детстве кино под названием «Последний дюйм»: изрядно покусанный акулами летчик должен посадить самолет. Он, конечно, дотянет, он справится.

Более не гонимый судьбой, я провел несколько дней в бесконечно приятном обществе семейства Мораччи — сначала в Неаполе, потом в Лавинио (Lavinaque venit Litora).

В тот раз я имел возможность лучше узнать итальянскую кухню, но скажу об этом лишь несколько слов. У итальянцев принято утром есть сладкое, а послеобеденным десертом им служит сыр в сочетании с грушей. Если верить южанам, то северяне (обитатели долины По) налегают на крепкие напитки и много едят мяса. По всей Италии отменный кофе. Чай достаточно обычен на севере; вообще же в романских странах многие воспринимают чай как напиток для тех, кому надо полечиться.