В Ольмюце нашел я инспектора всей артиллерии графа Аракчеева, в том же могуществе при государе, с тем же ко мне неблагорасположением, невзирая на лестное свидетельство главнокомандующего на счет мой. Едва имел я к нему доступ и никогда ни малейшего ободрения, тогда как многим другим оказывал он сильное свое покровительство.
Тут по сравнению выгод, приобретенных другими, почувствовал я, как невыгодно не нравиться сильному начальнику, который и то считает за благодеяние, что, утесняя невинно, не погубляет!
В продолжение пребывания армии в Ольмюце около Вишау происходили небольшие перестрелки. Князь Багратион, заметив, что неприятель мало имеет в городе пехоты, но более кавалерии, приказал шефу Мариупольского гусарского полка генерал-майору графу Витгенштейну расположиться при выездах из оного, так чтоб неприятель не мог уйти, а пехоте приказал атаковать город. Кавалерия неприятельская вырвалась с малою весьма потерею, и граф Витгенштейн не успел ничего сделать.
Оставленную его пехоту, с небольшим сто человек, взял в плен находившийся в авангарде генерал-адъютант князь Долгорукий (Петр Петрович)[52]. Дело представлено было гораздо в важнейшем виде, и князь Багратион, как ловкий человек, приписал успех князю Долгорукому, который, пользуясь большою доверенностию государя, мог быть ему надобным. Неприятель отошел к Брюнну, где, как известно было, находились главные его силы. В главной нашей квартире восхищены были победою и готовились к приобретению новых.
Армия наша получила повеление выступить вперед. Генерал Кутузов был противного мнения, и рассуждения на сей предмет были различные. Многие предполагали, что неприятель отступает с намерением отвлечь войска от выгодной позиции при Ольмюце, где он не смел атаковать их, и что потому до́лжно остаться на месте и дать время генерал-лейтенанту Эссену 1-му[53] присоединиться с корпусом, идущим из Шлезии. Думали некоторые, что если бы неприятель решился атаковать нас в позиции, то, невзирая на выгоды оной, отступить, дабы армия эрцгерцога Карла, поспешно приближающаяся к Вене, могла стать в тылу неприятеля, если бы он дерзнул нас преследовать.
Вероятно, Наполеон не поставил бы себя в сие опасное положение, и потому оставалось ему или тотчас отступить, или, наблюдая за нами частию войск, со всеми силами обратиться на эрцгерцога Карла. До́лжно предполагать, что Наполеон скорее избрал бы сие последнее средство, ибо отступить не мог он иначе, как тою же дорогою, которую мы проходили через страну, совершенно опустошенную, где армию его встретил бы голод неотвратимый.
Одержав победу над эрцгерцогом Карлом, не мог Наполеон сомневаться, что отклонит императора австрийского от союза с нами, а мы одни не решимся противостать ему. Не мог Наполеон предпочесть средство отступления, ибо вместе с ним лишился бы он важных выгод, приобретенных победою при Ульме, которая власти его покорила большое пространство земли, самую столицу, заставила австрийцев оставить Италию и даже очистить Тироль.
Наполеон, обратясь на эрцгерцога Карла, не мог составить против нас таких сил, которые бы в состоянии были нас удерживать, и потому думали некоторые, что, прогоняя их, надлежало идти по следам Наполеона, дабы поставить его между двух армий, не в далеком расстоянии между собою находящихся.
Было также мнение некоторых, что надлежало идти вперед не иначе, как приближаясь сколь возможно левым флангом армии к границам Венгрии, дабы войти в скорейшее сообщение с эрцгерцогом Карлом и получить помощь от венгров, народа воинственного, между которыми французы имели людей, себе приверженных.
В сем случае, если бы Наполеон обратился на нашу армию и нам невыгодно было принять сражение: Венгрия, гористая земля, имеющая твердые границы, представляла большие удобности к обороне, и тут всегда верный расчет в том, что Наполеон не мог терять время и не мог допускать никакого предприятия иначе, как скорого и решительного.
По малому значению, или, лучше сказать, по совершенному назначению моему в армии, не мог я знать точных намерений начальства; но общая молва была, что государь не согласен с мнением генерала Кутузова и склонился на предложение австрийцев.
Армия наша двинулась вперед. Расположение движений поручено было австрийскому генерал-квартирмейстеру Вейнроту[54]. Мы делали небольшие марши, но таким непонятным образом были они расположены, что редко оканчивали мы их скорее десяти или двенадцати часов, ибо все колонны непременно одна другую перерезывали и даже не по одному разу, и которая-нибудь напрасно теряла время в ожиданиях.
52
Петр Петрович Долгорукий, или Долгоруков (1777–1806) – генерал-адъютант, один из ближайших советников Александра I. После поражения русско-австрийских войск под Аустерлицем в 1805 г. вел переговоры с Наполеоном.
53
Иван Николаевич Эссен 1-й (1759–1813) – российский военачальник. В конце 1805 г. командовал корпусом. В начале Отечественной войны 1812 г. был военным губернатором Риги.
54
Имеется в виду Франц Вейротер (1755–1806), разработавший крайне неудачную диспозицию Аустерлицкого сражения.