1890-ый год можно назвать историческим для села Карачуна. В день Святого Егория (Георгия) * священник объявил после молебна*, отслуженного этому святому, что в нашем селе открывается школа и что все дети, желающие поступить в нее должны прийти в следующее воскресенье в церковь, чтобы записаться.
Теперь мне трудно выразить то чувство, которое вызвало во мне это известие. Само слово « учиться » звучало для меня по-особенному, не так, как звучали другие слова обычной крестьянской речи. Мне казалось, что в нем самом скрывается какая-то тайна, которая будет для меня открываться, как только я начну учиться. Я думал, что наше учение начнется сейчас же после записи. С большим нетерпением ожидал я наступления следующего воскресенья.
В этот день, после обедни, нас собрали в церковной караулке* и записали наши имена и фамилии. Записывал сам священник. Затем каждого записавшегося он направлял к одному из церковных сторожей, отставных солдат Николаевских* времен, который остригал нам волосы под машинку. В первый раз в жизни волосы у нас были острижены так коротко.
Таков был обряд нашего посвящения в звание школьников. После этого священник отпустил нас, сказав, что учиться мы начнем осенью. Для меня это было большим разочарованием, и я возвращался домой опечаленным.
В нашем селе было более 500 дворов и около двух с половиной тысяч жителей. Много дворов было многодетных, однако записалось всего 20 детей, мальчиков и девочек. Из них трое не принадлежали к коренным жителям Карачуна : две девочки, дочери купца и один мальчик, сын сельского писаря. Большинство крестьян не пожелали послать своих детей в школу потому, что считали учение бесполезным для них. Многие из них потому, что не хотели лишаться помощников в полевых работах. Другим препятствием были бедность родителей или расстояние : полторы-две версты и больше от школы до больший-ства изб ; и дорога трудная во время осенних дождей или зимних морозов. Надо было снабдить детей и подходящей одеждой, что было не под силу бедным семьям.
Дома их дети могли обходиться даже без обуви и верхней одежды в ненастье. Когда им нужно было выйти во двор, они надевали обувь и одежду взрослых членов семьи. Помогать во дворе по хозяйству они могли и в рваной одежде : на дворе не так холодно, как на улице, и земля суше. Чтобы погреться или посушить одежду, можно всегда войти в избу. Другое дело — идти в школу, пройти долгий путь при морозе 20-25 градусов для восьмилетних малышей было нелегко. В осеннее время в уличной грязи вязли не только дети, но и взрослые. В школе нельзя и негде было обсушить одежду. Для школы была приспособлена церковная караулка, в которой жили до этого два церковных сторожа. Караулка была довольно светлая и просторная. В ней сделали перегородку, получилось две комнаты : в меньшей поселили старичков-сторожей, а в большой поставили парты и повесили небольшую классную черную доску на стену.
Долгожданный день наступил. Мы, в сопровождении своих матерей, направились в школу. Нас было четверо из нашего околодка*. Я шел в школу с книжкой и потому был полон чувства гордости и превосходства над своими товарищами, у которых ничего не было. Книжка эта была : Священная История, которую отец принес вместе с Евангелием при возвращении с солдатской службы. Обложка и несколько первых листов у нее отсутствовали, и потому составитель ее остался для меня неизвестен. Она лежала в сундучке без употребления.