— Аксенка !—обращался, бывало, он к одному из моих товарищей по парте. — Знаешь ли ты какую-нибудь молитву ?
— Не знаю, отвечает Аксенка.
— Как не знаешь? — начинает сердиться священник и повышает голос. Ты все же знаешь : « Господи, помилуй мя » ?
— Не знаю, — отвечает Аксенка.
— Как не знаешь ! — еще больше сердится священник. — Повторяй за мной : Господи, помилуй мя !
Аксенка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает :
— Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
— Почему ты не знаешь ? — кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие на Аксенку ; его испуг исчезает, и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает :
— Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение.
— Почему же ты ничего не знаешь ? — спрашивает он более спокойным тоном. - Чему же тебя учила мать ?
Аксенка улыбается.
— Ну, чему же ты смеешься ? — опять кричит священник. — Отвечай же мне !
— Да мама меня ничему и не учила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Этот ответ почти успокаивает священника. Он задает Аксенке еще один вопрос.
— Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы ?
— Да никак, — отвечает Аксенка. — Она только крестится да головой кивает.
— Болван ! — говорит Аксенке священник. — Становись на колени ! Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос*.
На этом и кончается обучение Аксенки молитвам. Аксенка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксенка не пришел в школу и уже больше не приходил. Он решил, что учение — очень мудрое дело и не для его ума. На вопрос, почему он больше не ходит в школу, Аксенка отвечал :
— А чего мне там делать-то ? Какая мне польза от учения ? .Батя и мама — неграмотные, и все другие тоже. И ничего ! Живут ! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать да побои выносить, — этого я не желаю.
Аксенка был не единственный. Многих и других детей доморощенные* учителя отучили от школы своей системой преподавания. К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из 20 записавшихся.
На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не возросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891-ый год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед : густой пшенный суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только черный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники для приготовления лапши, которую бросали в мясной или молочный суп. Пироги же пекли также из ржаной муки из обрушенного* зерна. В городах из такой муки пекли, так называемый, пеклеванный хлеб. Он получался довольно белый, приятный на вкус. Такими же почти белыми получались и крестьянские пироги, только вкуснее, так как они были сдобные, т.е. тесто замешивалось на молоке и туда прибавлялись яйца и коровье* масло.
Выдача детям пшеничного хлеба да еще в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и все это бесплатно, — привлекло детей к школе.