Вы стоите тут, в этом волшебном царстве и вы сами чувствуете себя околдованным. Вам кажется, что вот-вот это волшебство может исчезнуть и это царство превратится в населенный мир живых существ, тот самый, который вам известен по сказкам.
А я, мятежный, все томлюсь. Мне недостаточно смотреть на красоту, которую Ты создал, наслаждаться внешними открытиями. Я хотел бы проникнуть в глубокие слои, в то, что находится за этой красотой, дальше, в странах, которых я не знаю.
Среди этой красоты природы чувствуешь убогую жизнь, невежество, грязь, нечистоту, которые царят у нас, и никто не может объяснить почему, какая причина тому, что мы живем так плохо. Какие грехи мы должны искупить на этом свете ? И много других вопросов мучило меня.
Что скрывает звездная ночь в необъятной глубине небесного свода ? Что за небом ? Есть ли предел этой необозримости ? Почему некоторые звезды блестят голубым светом, другие — красным, третьи — разноцветные ?
На все эти вопросы мне отвечали : « Какой ты глупый ! все создано Господом Богом, только Он знает это. Тебе не нужно знать. Не гневи Бога твоими глупостями. Не Он внушил тебе это ». И я должен молчать, скрывать свои мысли в глубине сердца и хранить их, не высказывая своих дум. Они в моих снах, я засыпаю и просыпаюсь с ними, они не оставляют меня никогда.
Хорошо ранней весной на лугу в займище, но еще лучше в поле, когда там все весенние работы кончались, когда оно покрывалось зеленым ковром весенних хлебов, а озимое поле начинало уже серебриться. Не слышно в нем в эту пору голоса человеческого, и даже присутствия его не обнаружишь. В безоблачном небе ястреб или копчик реют то там, то сям, высматривая свою добычу, а внизу, на земле и над посевами летают, прыгают, ползают разнообразные, разноцветные бабочки, букашки, таракашки и трещат кузнечики.
Все вокруг ласкает взгляд, все радует, и никакого чувства страха и опасности, потому что находишься один среди природы, потому что на расстоянии, какое может охватить глаз, не видишь присутствия человека. Видимость же прекрасная : за 4-5 верст видишь свое село.
Не один раз в возрасте десяти-одиннадцати лет испытывал я это чувство, которое живет во мне до сих пор. Бывало, рано утром мать посылает меня с тем или иным поручением к одной из своих сестер, к тетке Ганьке, в « хутора ». До хуторов от нашего села 17 верст, и на всем этом расстоянии маячит только одно деревцо да еще гордо возвышается над полем курган.
Я не боялся и даже любил ходить к тетке Ганьке и поэтому охотно соглашался выполнить данное матерью поручение. В подкрепление сил в пути мать снабжала меня куском черного хлеба, одним вареным яйцом и щепоткой соли, которые аккуратно завертывались в платок или в чистую белую тряпочку. Больше ничего не было в руках, кроме этого маленького узелка. Никому не приходила мысль брать палку : не от кого было защищаться в эту пору в поле.
У меня был свой способ определения пройденного расстояния, свои этапы перехода. От села до поворота — первый этап ; от поворота до Лоска, большого и глубокого оврага, прорезывающего поля, — второй этап и т.д. От поворота до Лоска дорога спускалась до самого оврага, и село постепенно исчезало из вида. От Лоска же она все время поднималась до шоссе на протяжении более 10 верст. Между Лоском и шоссе поле прорезывалось еще одним меньшим оврагом, который назывался Лощечком. Для меня он был третьим этапом перехода. Здесь я останавливался, чтобы утолить свой голод, который начинал давать о себе знать, и отдохнуть.
На Лощечке совсем недавно, года два-три тому назад, был устроен пруд. Дно его в этом месте углубили, а поперек устроили земляную насыпь, запруду, вдоль которой по краям посадили ветлу. На этой запруде я и располагался для отдыха и еды. Случалось, что на этом этапе я и засыпал и спал беззаботным сном, как настоящее дитя природы, дитя первобытного человека. Солнце грело мое тело, легкий ветерок овевал меня, уменьшая жар лучей палящего солнца. Стрекотня кузнечиков убаюкивала, а чуть слышимые в траве шорохи ласкали мой слух, напевали мне мелодии, которые не всем дана возможность слышать в жизни...
Подкрепившись и отдохнув, я продолжал свой путь. Следующим для меня этапом был так называемый большак. Это — широкая полоса настоящей девственной степи, которая оставалась нераспаханной вдоль полей нашего села. По рассказам деда, по этому большаку ездили и гнали с южных степей скот для убоя на Липецк, а оттуда на Москву. На нем были построены постоялые дворы. А раньше по этому пути проходили, вероятно,войска Владимира Мономаха, Игоря Святославича, воспетого поэтом в поэме Слово о полку Игореве, запечатленного композитором Бородиным в опере Князь Игорь. По этой же дороге, вероятно, двигались первые татарские полчища, наводнившие и подчинившие Русь более чем на два с половиной века. Кто знает, быть может, этот путь был главным для всех проходящих орд, племен и народов, выходящих из степей Центральной Азии и наводящих на всех европейцев страх и ужас, сеющих смерть и разорение.