В то время, когда я ребенком пересекал большак, в других местах память о нем уже давно быльем поросла* и только вдоль полей нашего села он продолжал существовать, как молчаливый исторический памятник веков. В весеннее и летнее время он служил местом выпаса для лошадей крестьян, поля которых прилегали к нему.
И еще одной достопримечательностью славился большак : здесь плодилась саранча и разлеталась по всем окрестным полям, причиняя большой вред земледелию. Каждый год начальство посылало старосте нашего села грозный приказ бороться с саранчой. Для этого нас, детей, по наряду*, привозили на большак, и мы бреднем ловили саранчу под руководством десятского* и зарывали ее в канавки.
Не знаю, был ли толк от этой нашей работы, но нам она доставляла большое удовольствие, и мы были несогласны со взрослыми, которые считали, что эта работа — ненужная выдумка начальства.
Потом, заметив, очевидно, что от такой борьбы с саранчой толку мало, начальство приказало распахать большак. Так на моих глазах исчез этот исторический природный памятник, с которым связано приятное воспоминание. Иная дорога заменила большак — шоссейная, связавшая город Воронеж с Москвой через Задонск и Елец.
По этому новому пути уже Петр Великий ездил из Москвы в Воронеж, где он строил свой флот для завоевания Азова*. В его царствование и начала покрываться камнем новая дорога с канавами по обеим сторонам. По этой дороге уже нельзя было гнать скот, а лошадей нужно было подковывать : камень — не земля, о камень конь быстро копыта сбивает и калечит ноги. Шоссейная дорога пролегла почти рядом с Доном, который она пересекала в городе Задонске.
Между большаком и шоссейной дорогой находилась еще одна достопримечательность, которая всегда приковывала мое внимание : курган*. Внизу у его подножия уже прикоснулся человек : распахал землю со всех сторон. Верхушка же оставалась покрытой вековечной травянистой корой. Она еще хранила остатки его былого величия и таинственности. Когда-то мимо него проходили и проезжали люди, склонив головы, в раздумье и может быть и с боязнью. Легенды о нем до сих пор живут. Об одной из них я всегда вспоминал, проходя мимо него. В кургане, думал я, на большой глубине, клад зарыт. Клад — большой, а достать его нельзя : заколдован он и простому смертному в руки не дается. Чтобы достать этот клад, нужно с чертом договор заключить и на нем своей кровью подписаться. Договор же говорит о том, что нужно черту душу отдать.
Говорят, что были смельчаки, которые хотели добраться до клада без помощи черта, да не вышло из этого ничего. До клада они не докопались, говорили, что он от них дальше вглубь уходил.
Я верил в эту легенду и в таинственную силу, охранявшую тайну кургана, и проходил всегда мимо него, объятый думой, навеянной им. Эти думы рассеивались новыми впечатлениями, захватывавшими меня при приближении к шоссейной дороге. По ней тянулись обозы, проезжали барские начальнические экипажи, иногда проходил дилижанс, ходивший из Воронежа в Задонск и обратно. Он также казался мне таинственным и необычайным явлением, с кучером, сидящим высоко-высоко на облучке. Внутри сидели пассажиры, господа. Дилижанс был похож на небольшой досчатый домик с окнами, но без трубы.
По сторонам шоссейной дороги шли в одиночку и группами богомольцы. Одни направлялись из Воронежа от Святителя Митрофания в Задонск к Святителю Тихону, другие шли в обратном направлении. Я знаю по примеру матери, что многие из них прошли большие расстояния, видели много сел, городов и разного народу. Хорошо бы было, думал я, и мне походить с ними по разным землям, но усталость от пройденных мною 14 верст быстро охлаждала мое желание. И я, налюбовавшись движущейся картиной, спешил добраться скорей до тетки Таньки. До нее оставалось 3 версты, из которых только полторы нужно было идти открытым полем, а потом дорога шла через лес, что было очень приятно. Сначала шло мелколесье, а за ним и густой, тенистый лес.
На одном из поворотов дороги встречалась прогалина, кончавшаяся глубоким обрывом. Оттуда открывался чарующий вид. Внизу, у самого подножья обрыва струился Дон в форме полуразогнутой дуги, а за Доном — панорама его двух берегов, одного — нагорного, другого — очень низкого с селами, лугами и полями. Вода Дона сверкала и искрилась под лучами солнца. Видение было так привлекательно, что я забывал на некоторое время и свою усталость и мысль о том, что скоро увижу тетку Ганьку.