Отец Иван не был республиканцем и не допускал возможности политического строя без царя. Он, как и его пасомые, продолжал любить его. Поэтому-то его и мучил вопрос : что сказать крестьянам об Учредительном Собрании, созыв которого требовал Крестьянский Союз ? Прихожане Тарабановки были лучше подготовлены к обсуждению этого вопроса, чем жители села Саловки, благодаря Русскому Слову, которое уделяло больше внимания крестьянскому движению, чем другие газеты.
Этими информациями и « питался » сам отец Иван и делился ими со своей паствой. Но не будучи подготовленным к общественной и политической деятельности, он многого не понимал и не усваивал. Следовательно, он не мог объяснить и примирить кажущиеся ему противоречия. Ему были понятны экономические цели Крестьянского Союза, он считал справедливым требование отчуждения земель помещиков и передачи их крестьянам. Но его начинали одолевать сомнения, как только он призадумывался над политическими вопросами. Да и в экономике многое казалось ему неясным ; каким образом можно осуществить это на практике ?
Вот почему он и сам горел от нетерпения встретить человека, который мог бы дать ему ответы на возникавшие у него неотступно вопросы. Но вернемся к нашему рассказу. На этом сходе также нужно было говорить с большой осторожностью, выбирать слова, которые не затрагивали бы их наивные и примитивные понятия о политическом строе, о их взаимоотношениях с административными и правительственными представителями.
Неожиданности и здесь подстерегали меня. Среди присутствующих на этом сходе оказались опасные противники, хотя они и не были черносотенцами. Со времен основания Крестьянского Поземельного Банка* (в 1882 г.) для более зажиточных крестьян открылась отдушина : решение вопроса о малоземелье. При посредстве этого банка более мощные хозяева имели возможность покупать землю в полную собственность. Таким образом они освобождались от разных неудобств, присущих пользованию общественной землей, а также и от опеки « мира ». Одни из таких крестьян уже успели в это время превратиться в земельных собственников, другие мечтали быть таковыми, накапливая необходимые для покупки земли средства.
Моя деятельность усложнялась. Со стороны крестьян ко мне было дружественное отношение, что очень мне помогало. Их полное доверие ко мне, их признательность подтверждались на деле. Я видел и чувствовал, что их доверие было настолько сильно, что они были готовы немедленно откликнуться на мой призыв, отдать даже свою жизнь за меня. Все, кто хорошо знал меня, были готовы на полную самоотверженность.
Однажды был сход в селе Ураево. Беседовали о вопросах, связанных с организацией Крестьянского Союза, к которому примкнули ураевцы в результате моих выступлений. Во время схода прибежал гонец, чтобы предупредить о приближении отряда казаков. Воцарилось молчание. Присутствующие поняли, что казаки узнали о сходе и скачут, чтобы арестовать землемера, застав его на месте преступления. Помолчав немного, они решили, не колеблясь, помешать моему аресту. Самые энергичные заявили, что казаки скорее перешагнут через их трупы, чем смогут арестовать меня. Этот момент, когда крестьяне выразили свою привязанность и решение пожертвовать собой для моего спасения, был счастливейшим в моей жизни. Он вознаградил меня за все прошлые мучения и моральные страдания. И я понял, что мои усилия « на ниве народной » не пропали даром и даже принесли свои плоды. И в то же время я осознал всю ответственность по отношению к ним и все то, чем я им обязан. Если они были готовы пожертвовать собой, я тоже должен был их защищать. Во мне росло сильное убеждение, что я не должен подвергать их открытому столкновению с властями имущими, в особенности, с вооруженной силой.
Позже я узнал, что как раз по почину этих крестьян был предпринят « крестовый поход » в Валуйки с иконами, чтобы добиться нашего освобождения. (См. Приложение № 1.)
Я поехал в Воронеж для покупки оружия, чтобы отразить нападения черносотенцев. Погруженный в размышления, где я могу достать револьверы и патроны, шел я по одной из улиц Воронежа, не замечая ни проходящих, ни проезжающих. И вдруг какой-то внутренний толчок. Я вижу повозку, движущуюся мне навстречу. Она бросилась резко мне в глаза своим убогим видом. Она напомнила мне старенькую телегу, чиненую-перечиненую не один раз. Ее тащила низкорослая исхудалая до крайних пределов лошаденка, неопределенной масти.