Шествие остановилось. Все выслушали со вниманием гонца и еще раз обдумали то, к чему шли. Тихо было. День выдался не холодный, серенький ; ровное небо и ровная снежная даль казались бескрайними, а среди них, безбрежных, стояла одиноко толпа народу тысячи 3 человек, охваченная одною суровою думой.
« Что ж, братцы ? », сказал тот крестьянин из Ураевки, который и накануне держал речь на церковной площади. « Идти ли дальше ? » — « Идти, идти ! », отвечала вся толпа, дружно как один человек.
« Ну, подумайте... а только, может, кто и передумал, так еще не поздно, пусть идет себе с миром домой. Дело наше трудное, дело опасное, может, и впрямь кому жутко, так пусть не идет с нами, чтобы никто потом не жалел, что бы ни случилось »...
И опять в тишине стояла толпа, но никто не хотел отстать от общего шествия, и оно двинулось снова вперед.
Перед городом залегло* полотно железной дороги, и путь проходил близ станции. День был праздничный, воскресный, и железнодорожные рабочие не были заняты ; они увидели шествие и стали расспрашивать, что оно значит. Узнав о событиях прошлого дня, они очень жалели, что крестьяне не оповестили их заранее : « Мы бы тоже пришли пособить* вам выручать ваших людей ».
Перешли полотно дороги, перешли высокий мост через речку, стали подниматься в гору по улицам города, соединившись с жителями пригородных слобод* . Прошли мимо Земского Дома, прошли через большую соборную площадь и направились к тюрьме.
Город уже знал о том, что деревня двигается на него. Ехавшие в город из поместий и экономий сообщили о шествии ; молва быстро разнесла слухи ; купцы стали закрывать свои лавки, боясь, что крестьяне разгромят город.
Тюрьма стоит на краю города, а перед нею тянется ровная, очень широкая улица. Тут снова сгрудились люди, послали троих ходоков* вытребовать к себе начальство, а в ожидании стали выслушивать речи. Обращаясь к горожанам, ораторы-крестьяне объяснили, зачем они сюда пришли и успокаивали тех, кто думал, что крестьяне явились сюда, как враги. Тем временем прискакали казаки и стали в стороне ; тогда один крестьянин произнес речь, обращенную к казакам. Он усовещевал их не выступать против народа, говорил, что пришли сюда выручать, кто просвещал народ и учил его, как избавиться от безвыходной нужды. Речь эта, видимо, произвела впечатление даже на казаков, и впоследствии их сменили новыми, приведенными из экономий, потому что эти были ненадежны.
Наконец явился помощник исправника. Сам старик исправник не пришел, он был занят : в другом конце уезда надо было усмирять крестьян. Строго и деловито заговорила толпа с помощником исправника. « Народ пришел сюда за теми, кого вы от нас отняли и заперли в тюрьму », сказал выступивший вперед человек. « Народ требует, чтобы объяснили ему, за что их заперли в тюрьму, какая их вина ? »
« Да ведь не я их арестовал », оправдывался помощник исправника, « я не знаю за ними вины ». — « Не знаете ! », ответили ему. « Вы не знаете ! Когда арестовать надо, так вы друг друга посылаете, а когда ответ держать*, так вы друг за друга прячетесь ! Вы не знаете за ними вины. Ну, а мы знаем, что нет за ними никакой вины. Ничего они не сделали дурного, кроме хорошего !.. Отпустите их вольной-волею*, не то мы всю тюрьму разнесем, а их освободим ».
Помощник исправника растерялся и, боясь народного гнева, пошел в тюрьму, посоветовался с начальником этого скорбного дома и решил отпустить арестованных.
Тут невозможно описать восторг толпы, когда на улицу стали выходить из калитки один за другим заключенные. «А наш где? А наш? », кричали жители из села Саловки, из села Коновалова. Вот, вышли и их учителя.
« Нет ли там еще кого, не забыли ль про кого ? Нет, все политические заключенные выпущены ».
Сделавши свое дело, полные радости от своего успеха крестьяне стали расходиться по деревням, а освобожденные ими люди ушли кто куда знал. Часа через два в городе было уже все спокойно ; только на соборной площади около Дома Земства стояло человек полтораста с хоругвями, собираясь нести их обратно.
Тем временем старик-исправник вернулся в город, окончив в деревне свое гнусное дело. С ним было с полсотни казаков. Узнавши о случившемся, он выражал свою злобу и недовольство, что его помощник уступил требованиям толпы. Когда два освобожденных учителя пришли за своими вешами, оставшимися в тюрьме, их тотчас же арестовали. Разыскали в городе и отца Ивана и снова заперли его в тюрьму.
Так как помощник исправника в свое оправдание говорил, что казаки, слушавшие речи ораторов перед тюрьмой были ненадежны, и их нельзя было послать против народа, то исправник удалил их, но послал на площадь тех казаков, которые прискакали с ним только что из деревни и приказал беспощадно разогнать всех, кто еще оставался на площади.