В 1924 г. мой муж попросил разрешения поехать в Париж для урегулирования его личных семейных дел. Он получил разрешение пробыть несколько недель во Франции.
По возвращении в Москву, из-за своей поездки за-границу, он потерял работу. Так как единственным работодателем было Государство, он не смог найти себе работы.
Наступил день, когда Советское Правительство решило организовать колхозы и совхозы и нуждалось в компетентном человеке, знающем французский язык, чтобы отправить его в Париж для закупки сельско-хозяйственного оборудования, виноградных лоз и т.д.
Давнишний товарищ моего мужа, живший во Франции одновременно с ним до Октябрьской Революции, хорошо знал его. Этот товарищ, член Партии, рекомендовал его, как человека способного для выполнения такой миссии. Советское Правительство утвердило его кандидатуру, заключило
с ним контракт на три года и послало его в Торговое Представительство С.С.С.Р. в Париже.
Итак 21ого августа 1928 г. мы приехали во Францию. Мой муж отдался всецело своей работе с присущими ему самоотверженностью и честностью, забывая иногда пойти в ресторан позавтракать, воодушевленный только одним желанием быть полезным своему народу и, в особенности, крестьянству, из которого он вышел.
Вдруг, через два года, он был вызван в Москву, без всяких объяснений. Нам дали неделю на сборы.
Мой муж выставил три возражения на такой поспешный отъезд:
1) контракт на снятую нами квартиру не может быть нарушен ранее истечения предвиденного срока ;
2) его сын, ученик лицея Генриха IV, француз по рождению, не может быть оставлен на произвол судьбы среди учебного года ;
3) сам же он должен быть оперирован и хочет лечь для этого в одну из парижских больниц.
На первое возражение его начальство ответило, что квартира будет занята одним из служащих Торгового Представительства С.С.С.Р. На второе возражение было сказано : « Наша страна нуждается в мальчиках ». На третье возражение никакого протеста не было. Мой муж сейчас же лег в больницу. Торговое Представительство позвонило в больницу, чтобы удостовериться, что он действительно должен быть оперирован.
Через некоторое время я позвонила по телефону в Торговое Представительство, чтобы напомнить, что моему мужу не было уплачено жалованье за последний месяц. В ответ я получила : « Мы не считаем больше его принадлежащим к нашему персоналу ».
Как только мой муж более или менее выздоровел после операции, он пошел в Префектуру Полиции, чтобы легализировать свое новое положение. Там ему сказали обратиться в такой-то отдел, на двери которого он увидел надпись : « Высылка ». Он понял, что это означало. В это время начались знаменитые « тридцатые годы »в Советском Союзе.
Наше положение было трагично. Нас спасло чудо и вот каким образом. Будучи студентом в Тулузе, мой муж подружился с одним из своих профессоров, который полюбил его. Возвратившись во Францию, он начал переписываться со своим бывшим профессором и даже виделся с ним, когда тот приезжал в Париж. В это время профессор Дюшэн был сенатором от департамента От-Гароннь. Мой муж решил пойти к нему и рассказать, что с ним случилось. Сенатор немедленно обратился к министру Внутренних Дел и поручился за моего мужа. Он дал о нем следующий отзыв :
« Я, нижеподписавшийся, Дюшэн, сенатор, почетный директор районный Земледельческой Школы, заявляю, что знаю господина Ивана Столярова, русского по происхождению, с 1911 года. С этого времени и по сегодняшний день я не терял контакта с ним в его профессиональной деятельности и часто беседовал с ним о сельско-хозяйственных и социальных вопросах. Я удостоверяю, что его взгляды и поведение были всегда безупречны, что он — человек долга, здравомыслящего ума, его суждения разумны и основаны на знаниях. Он заслуживает полного доверия.
Ф. Дюшэн. »
Печать Мэрии
Лафитт-Вигордонь, Департамент От-Гароннь.
Сенатор Дюшэн спас нам жизнь, но у нас не было права на рабочую карту. Как жить ? С нашими скромными сбережениями и физической работой (два раза в неделю), которую мне удалось получить, мы жили с грехом пополам. В нашей двух-комнатной квартирке мы сдали комнату одной студентке.
Только через два года моему мужу удалось получить рабочую карту, а мне — через год после него. Наконец, в 1935 году Префектура Полиции выдала нам удостоверение личности, признав нас русскими беженцами.
Деятельность моего мужа была разнообразна, но плохо оплачивалась:
1) Переводы, документации разных трудов на русском языке для высокопоставленных французов.