Но какую?
"Кафедральные соборы" не подойдут. Слишком хорошо я знаю текст, буду отвлекаться.
Что-либо роковое? Нет, тоже не вариант. Шестиструнные и бас-гитары, а если брать Марсов или Мьюз то и пианино, заставят проигрывать в памяти ноты. Парки не подойдут из-за голоса Беннингтона — я их потому и не пою, уж слишком он связки рвёт, когда поёт. Скорпы и Квины — о, не-ет! — при прослушивании первой группы я расплачусь, второй — буду вновь ругаться на Меркьюри. Битлы слишком меланхоличны. Токио — там резкий контраст мелодии, я не смогу даже начать медитировать. Синема подойдёт для засыпания, а я спать не хочу.
Остаётся только…
Enigma.
"Beyond The Invisible".
Я закрываю глаза, успокаиваю дыхание. Перед глазами мелькает большая, синяя-синяя бабочка. Её крылья на мгновение застывают передо мной, а потом мне открывается прекрасный вид на Эгейну. Из её жерла выплёскивается красно-оранжевая магма, валит серо-белый дым. Я подлетаю ближе, застываю статуей перед самым жерлом. Нога касается магмы, но она не обжинает меня.
Внезапно передо мной появляются чёрные руины. Каждый кусок идеального кирпича будто высечен из обсидиана — настолько бывшие стены тюрьмы похожи на этот камень. Я поднимаю руки к небу, ставшему грязно-жёлтым и пасмурным, произношу пару слов. Из моего рта не вылетает ни звука. Но территория вокруг меня становится страшно идентичной той, что я видела в Тартаре.
Запоздало приходит мысль — "я сожгла горы".
Зелёная трава жухнет, снег испаряется, деревья гнутся к почве. От земли вверх плывёт жар, мне становится слишком душно. Косая чёлка облепляет потный лоб, седые прядки виснут таявшими на солнце сосульками.
Перед глазами вновь мелькает бабочка. Милая. Хотя, стойте, мне кажется, или она зовёт меня куда-то? Я тянусь за этим существом, плыву по воздуху, поджимая под себя ноги. А бабочка всё летит и летит вперёд, изредка оборачиваясь, будто проверяя, на месте ли я. Следую ли я за ней.
Она доводит меня до середины жерла и резко складывает крылья. Я повинуюсь ей и тоже перестаю поддерживать себя магией. Мы обе падаем в одно время. Не знаю, долго ли мы так падали, но, даже не коснувшись раскалённой добела лавы, нас останавливает что-то. И тогда я начинаю ощущать магию, витавшую вокруг.
Осколки Лихостенья.
Разбитые Стены.
Части Предела.
Бабочка подлетает ко мне, зависая перед самым носом на некоторое время. Мы смотрим друг другу в глаза. Внезапно мне начинает казаться, что она добродушно улыбается. Будто она одобряет какой-то поступок. Однако додуматься до того, какой он, что из себя представляет, предлагает мне самой. Я не отказываюсь от этого.
Я вижу в её больших чёрных глазах понимание.
И это окончательно развязывает мои руки. Раскинув их в стороны, наклонив голову к груди, выпрямившись и встав на горящие угли (если застывшую вмиг лаву можно так назвать), я начинаю читать мантру.
Вот только мантра странная. Вместо положенных слов заклинания-молитвы из моих уст вырываются слова песни. И, это ещё страннее, они помогают. Даже не поднимая головы, я вижу, как вокруг "поднимается с колен" Стены и Предел, вновь образуя Лихостенье — острые осколки поднимаются в воздух, зависают, а потом резко соединяются между собой.
И только из моих пальцев продолжает течь радужно-серебристая дымка — моя энергия.
А бабочка, всё это время внимательно наблюдавшая за мной, приближается к моей спине и застывает в таком положении. Синяя материя увеличивается в размере. Я тут же начинаю чувствовать тяжесть новых крыльев.
Чёрт.
Мне не удалось от них отказаться.
Глава шестая. Когда Темные — твой единственный выход
Давайте скажу прямо? Если у вас нет времени на чтение, то нет времени (и навыков) для письма. Всё просто.
В лёгких кончился воздух. Я пришла в себя, резко вздохнув. Первым делом я повела плечами, но никакой тяжести не обнаружилось. "И слава богам", — облегчённо решила я. Всё-таки баба с возу, а кобыле легче.