А Карла ухмыляется, несмотря ни на что.
Где-то Наверху некоторое время назад.
— И что вы думаете?
— А что думать? Вон ту, черноволосую, младшенькую — к нам. Ликантроп-ирбис — расходный материал.
— Кровожадная! Почему именно её?
— Потому, что мойры показали мне нить жизни ликантропа. Коротка, малышка. Очень коротка.
— Будто бы Вы, мадам Мудрость и Война, никогда не чинили нити!
— Тогда, милорд Солнце и Стихи, называйте меня Ремеслом, а не Войной. Я не буду чинить её нить. Ни за что.
— О чём… О, как удивительно! И как она собирается наверстать всё упущенное и вернуть на круги своя нарушенное течение жизни других людей? Мы же, я надеюсь, поможем ей.
— Зачем, о Природа и Охота?
— Затем, сестра, что она сможет помочь той самой черноволосой и младшенькой справиться здесь.
— Не понимаю. От неё никакого толку. Младшая намного сильнее — всё-таки вампирские корни делают своё дело, — да и она более взвешена в своих решениях, что ли. Она более удобна. Ликантроп же неуправляема. Абсолютно.
— ТИХО! Он идёт сюда!
Через некоторое время…
— Да, Верховный, я понимаю.
— И ты прекрасно знаешь, что Демиурга убить нельзя.
— Да, Верховный.
— Тем более — внучку Мглы, внучку первоначала!
— Да, Верховный.
За углом…
— Слушай, может, всё-таки, поможем? Нашей Мудрости так давно от папочки не доставалось.
— Помолчи, Природа! Дай наконец-то вкусить сладость этого момента — о, мою сестру чихвостят! Как давно я ждал этого момента!
В Главном Храме…
— Ты переплетёшь нить судьбы и жизни ликантропа заново!
— Как? Это равносильно тому, что она заново проживёт все свои семнадцать с хвостиком лет!
— Сотри ей память. А потом восстанови. По кусочкам.
Когда все разошлись…
— Но с тем, что она расходный материал, дочь, ты, кажется, права…
Илзиэль Аррен Эллонд.
— Сегодня замечательный день! — завела песню Кирстен с утра пораньше.
Собрала она всех в сей "замечательный день" в удивительно раннее время — в половину пятого утра. Собрала, к слову, всех — и женскую половину, и мужскую. Но что первая, что вторая в данный момент друг от друга не отличались, зевали все от мала до велика, глаза слипались у каждого, а в голове вертелись слова, отнюдь не положительные и не благие.
Подпирая кулаком щёку, я сонно моргала и пыталась сфокусировать взгляд на тарелке со строганиной, которую Тан, он же Тарье, он же ледяной дракончик, он же гад чешуйчатый с удовольствием и незабываем грохотом поставил передо мной. У, скотина!
— Спасибо, милый! — улыбнулась я, сверкая глазами. — Мышьяка не положил? И даже цианистого калия не добавил? И раствора своей любимой фосфорной кислоты не прилил? Ты в порядке? Температуры нет? Давление, пульс в норме?
— Заткнись, рыжая! — буркнул он в ответ и подарил мне несильный подзатыльник, шлёпнувшись на рядом стоявший стул. — С праздником!
Сотни глаз (не хочу на два делить, пусть будут циклопами) с интересом уставились в нашу сторону. Я мотнула рыжей гривой.
Да, за последние десять дней моя память полностью восстановилась, цвет волос вернулся, а шея получила всего-то три удара от всемогущей госпожи Выдры.
— С каким праздником? — включила режим "блондинка" я. — Сегодня Пасха?
— Че-его?
Ага, не знаком. Это многое… позволяет.
Поехали по православным дальше.
— Хорошо. Рождество? Крещение? День преподобных Кирилла и Марии, родителей преподобного Сергия Радонежского? Явление Тихвинской иконы Божией Матери? Богоявление? Прощёное воскресение? Вербное воскресение? — завалила вопросами и расплылась в ухмылке, лишь завидев скисшую мину друга.
— Ты сегодня помолчишь?
— Что за привычка отвечать вопросом на вопрос? Ты же не еврей, — потом моргнула, зевнула и заявила: — Хотя кто знает.
— Рыжая! — рявкнули на меня слева. А я всего лишь пью холодной апельсиновый сок, что вы. — С днём рождения! Счастья, здоровья, наглости тебе поменьше.
Я мурлыкнула.
— И денег, денег больше! Наше будущее — это…
— Рэкет.
— Тьфу на тебя, дракончик! Какой рэкет? Я, понимаешь ли, о высоком говорю, а он: "Рэкет". И где таких слов-то набрался?
Только сейчас заметила, что на нас косятся с неприкрытыми злобными взглядами. Ах так!
— Ну, раз сегодня мне официально восемнадцать, — промокнула я салфеткой губы, — то, госпожа Кирстен, позвольте мне выгулять наших мантикор. — Плотоядно облизнулась и перевела взгляд на побледневших монахов. — Они та-а-акие голодные последнее время. Им та-а-ак еды не хватает.