— Лиз, пошли отсюда, мне неприятно. — Лаврентьева потянула меня за руку назад, но я подошла к статуе и прикоснулась губами к перстню на руке Мглы. В тот же миг земля подо мною закачалась, духи Лихостенья завыли, и статуя ожила.
— Ты пришла, девочка моя, — сказала статуя, постепенно принимая облик молодой женщины. — Я так сильно ждала тебя, что окаменела со скуки.
— Вы ждали меня? — Тупой вопрос. Но на что-то более умное я была неспособна.
Мгла мягко улыбнулась и потянулась, как кошечка.
— Конечно, Лиза, как можно не ждать тебя?
Я боязливо кивнула — зачем? — невольно сравнивая богиню с Бастет, египетской кошкой.
Она прикоснулась пальцем к своему левому виску.
— Всё о тебе — здесь.
— Обо мне? — повторила я.
— Конечно. — Мне светло улыбнулись. — Потому что я — твоя бабушка.
Полинка за моей спиной охнула и вновь попыталась потащить меня обратно, но нас будто не пустили.
— Как интересно, — протянула я, поигрывая в руке материализованным кинжальчиком, — однако, сложилась судьба.
— Не-ет. — Полька расстроенно закрыла рукой лицо. Мгла недовольно зыркнула в её сторону, и к моему величайшему удивлению подруга внезапно зевнула и по стеночке сползла на пол.
Она спала.
Я вдохнула.
— Ты Демиург. — Я пошатнулась. Кто-о-о? Демиург? Не шутите шутки, дамочка! — Дочь эльфийки-стихийницы, крестница крылатого, племянница Повелителя Стихий. Кто бы мог подумать, что ты окажешься ещё и внучкой Хранителя и Хранительницы моих Стен? Но ведь как причудливо сложилась судьба… Ты впитала в себя всё, что могло быть в твоих предках. И что в результате? Настоящее вместилище магии, которому только дай разойтись. Я благословляю тебя на мглистый путь, он поможет тебе. Но не ругай меня слишком строго, если что-то пойдёт не так с твоей точки зрения. Крылья всё равно останутся, просто… изменят природу.
Мгла обошла меня по кругу, не отводя взгляда от моего шокированного лица.
— К твоему сведению, я никого не пытаюсь спасти. — Богиня раздражённо шевельнула пальчиком. — Я хочу поставить тебя на истинный путь. Твоя мать не смогла даже появиться в Лихостенье — оно выкинуло её из себя, как бутылка с шампанским — пробку. Тебя оно наоборот послушалось, иначе ты не смогла бы пройти дальше, уснув, как и будущая Хранительница.
Поля — обычный человек, и ты её заколдовала, Мгла!
— Для чего потребовалось продать душу ещё не рождённого ребёнка? — продолжила Мгла. — О, это совсем просто, ты сама догадаешься.
Я отступила на шаг.
"Появиться в Лихостенье"
…мистическое пространство…
— Чтобы сотворить Стены и Предел. Чтобы создать Лихостенье, — твёрдо сказала я и услышала согласный смех:
— Я же говорила, что ты догадаешься сама. — Бабушка похлопала в ладоши. — Я думаю, именно поэтому оно и впустило тебя в себя. Фактически, ты сама — Лихостенье.
Лаврентьева пошевелилась и повернула голову в другую сторону.
— Что ты хотела, моя дорогая? Всегда приходится чем-то делиться и жертвовать, так почему не сделать это во имя добра? Да и теперь ты, Лиза, в несколько раз сильнее, чем была бы — твоя сущность Демиурга вполне способна протерпеть многое. Даже падение.
Мгла слишком быстро приблизилась ко мне, сжала рукой шею и свистящим шёпотом напомнила:
— Чёрные крылья за тобой, Лиззи, или сделка, которую я заключила, будет губительна для нас обеих.
Она исчезла, а я всё продолжала судорожно глотать воздух. Кажется, моя спокойная жизнь вновь перешла к кому-то другому.
Я лежала в кровати и смотрела в потолок. Вернувшись, Поля отвела меня на кухню и заварила чаю. Я всё ещё пребывала в прострации от узнанного. Как такое может быть? Моя бабка умерла восемь лет назад, в тот самый день, когда я узнала о своих способностях. Подумав об этом, я застыла, судорожно сжимая ладонями горячую кружку. Всё случилось в тот день, что я помню, как сейчас, минута в минуту: я читала "Таню Гроттер", особливо полюбившуюся третью книгу. Смеялась так громко, музыку слушала — не слышала одним словом, как из соседней комнаты доносится плач. Если бы не Шурик, толкнувший меня головой в бедро, я бы и не обратила внимание на обстановку в доме. Услышав, как бабушка плачет, я рванула к ней со всех ног, упала перед кроватью. В голове творилась какая-то белиберда, я не запомнила своих мыслей. А вот последний вздох бабки и то, как она сжала моё плечо, запомнились преотлично — не зря мне показалось тогда, что всё это очень странно. И потом, когда она внезапно перестала плакать и умерла — я не чувствовала ни тоски, ни грусти, ни печали. Было чёткое ощущение, что всё впереди.