Стол догорел, несколько мужчин засыпали пепелище снегом, народ вернулся в дом, а там ждал накрытый стол. Семилетняя Грушенька очень любила поесть, в особенности мне нравились сосиски, докторская и языковая колбаса. Но тарелок с такой снедью я не увидела. Зато стояли миски с отварной картошкой, жареная курочка, всякие соленья. Взрослые налили себе вина, детей угостили компотом. Потом нас уложили спать на огромную постель, рядом легли еще девочки. Я никогда не делила с кем-то кровать, но так устала, что оказалось все равно, кто сопит рядом под одеялом. И вдруг одна девочка вскочила:
– Мы не помолились на ночь!
Я, успевшая задремать, зевнула, хотела перевернуться на другой бок, и тут все мои соседки по постели, включая самую маленькую, слезли на пол, встали коленками на ковер и уставились на гостью. Я уж в который раз за вечер растерялась.
– Грушенька, – ласково обратилась ко мне старшая девочка, – тебя ждем.
Делать нечего, пришлось присоединиться к компании. Девочки начали что-то говорить вслух. Я не поняла ни слова. Затем они замолчали, посмотрели друг на друга и запели. На какой-то момент мне стало обидно: даже крошечная малышка участвует в общем хоре, а я не знаю такую песню! Вот «Синий платочек» наизусть выучила, и «Ландыши» тоже, и «Широка страна моя родная». Но то, что сейчас исполняли девочки, не было веселым, но и грустно оно не звучало:
Дверь в комнату открылась, появилась Матушка.
– Озорницы, – совсем не сердито сказала она, – спать давно пора.
– Поем Рождественскую, – с трудом вымолвила Малышка.
– Давайте-ка и я с вами, – неожиданно заулыбалась Матушка.
Потом она тоже встала на колени и запела, девочки присоединились к женщине:
Мне стало так грустно, очень хотелось участвовать в хоре, но как это сделать?
Наверное, на лице девочки отразились все ее мысли, потому что Матушка улыбнулась мне:
– Грушенька, подпевай.
А хор не умолкал:
– Не знаю слов, и мне медведь на ухо наступил, – прошептала я и заплакала.
Девочки бросились обнимать и целовать меня, говорить:
– Ты их обязательно выучишь!
– Непременно!
– Сама не сразу запомнила.
– Я люблю тебя, – неожиданно произнесла малышка.
– Да, да, да, – подхватил хор голосов, – и я, и я, и я тебя люблю.
– Все, – остановила детей Матушка, – марш в кровать. Спать всего ничего осталось, завтра на рассвете кому на первую электричку, кому на автобус. Грушенька, я люблю тебя, не переживай, в следующий раз приедете с Фасенькой на недельку, мы с тобой столько песен выучим! Я люблю тебя.
– Почему вы меня любите? – прошептала я. – Заработала в четверти тройку по математике. Васильева плохая ученица. И мне в школе совсем не нравится.
Женщина обняла меня:
– Нет, ты замечательная, хорошая, умная. Арифметика – сложный предмет, он не всем сразу понятен. Но у тебя все получится. А сейчас ложись! Не печалься. Я сама не сильна в математике. У каждого человека свой талант, просто твой непременно откроется позднее.
Потом она поцеловала меня в макушку и ушла! Я залезла на кровать, легла с краю, сон пропал.
Моя мама была очень строгой. Тамара Степановна считала, что похвала губит ребенка. Если постоянно говорить девочке, какая она хорошая, то малышка разбалуется, начнет лениться. Папу я почти не знала. Аркадий Николаевич с утра до обеда писал в кабинете свои книги, а потом быстро уезжал, возвращался домой поздно. Тамара Степановна вставала позже мужа, она работала главным режиссером в Москонцерте, дружила с разными актерами. У нас дома бывали Клавдия Шульженко, Иосиф Кобзон, другие, как теперь принято говорить, звезды. Но я никогда не сидела с ними за одним столом. Потому что дети должны заниматься своими делами, а не слушать разговоры старших. У школьницы имелся строгий распорядок дня, в котором оставалось мало времени на отдых. Занятия в школе, потом танцы, бассейн, выполнение домашних заданий… Ахнуть не успеешь, а уже девятнадцать часов! Я очень старалась побыстрее сделать уроки, чтобы почитать новую книгу. И всегда ждала каникул, в особенности летних, потому что тогда мы переезжали в Переделкино. Вот там у девочки Васильевой были друзья: Катя Рождественская, Тина Катаева, Костя Смирнов, Лида, Валечка, и писателей я не стеснялась так, как актеров, певцов, музыкантов.