– Тихо, тихо, не надо плакать! Он умер. Но ты с ним встретишься.
Я зацепилась за его последнюю странную фразу как за спасительный круг:
– Правда? Встречусь?
– Конечно, – сказал Никита, – смерти нет!
Я выдохнула и почему-то сразу ему поверила. Смерти нет, мы расстались на время!
Удивительно, но после похорон Аркадия Николаевича мы с Никитой долго не пересекались. Но я помню о его словах всю свою жизнь и, став православной женщиной, поняла, что Никита тогда не просто утешал Агриппину, он сказал истину, но на то, чтобы понять это, у Груни ушли десятилетия.
Пару лет назад мы с Михалковым случайно встретились в одном медцентре у кабинета, и я наконец сказала ему:
– Спасибо.
– За что? – удивился Никита Сергеевич.
Я напомнила ему о похоронах моего отца, о его словах и поняла: Никита, конечно, не помнит о той истории, а со мной она осталась навсегда.
Мой сын Аркаша родился на сороковой день после смерти Аркадия Николаевича. И молодой маме скоро стало понятно: у двадцатилетней Груни началась новая жизнь. У меня нет денег, работы, я студентка третьего курса журфака МГУ, которой необходимо получить высшее образование, на руках крохотный мальчик, а помощи ждать неоткуда. Афанасии Константиновне тогда было за восемьдесят, но она рвалась в бой, говорила:
– Учись, посижу с Аркашенькой.
Но я понимала: бабушке тяжело поднимать мальчика, который быстро рос. И коляска в нашем доме в крохотный лифт не входит, как ей малыша на прогулку вывезти?! Тамара Степановна почти не бывала дома, она постоянно летала за рубеж на гастроли с артистами, ей поручали вывозить за границу разные коллективы. Папа ушел, он был финансовым фундаментом семьи, маме теперь следует много работать. Я побежала к Ясеню Николаевичу Засурскому, декану факультета журналистики МГУ, попросила свободное посещение занятий и устроилась уборщицей на вокзал. Шел тысяча девятьсот семьдесят третий год, студенты не могли, как сейчас, работать в свободное от учебы время в кафе. Во-первых, даже в Москве мест общественного питания имелось раз, два – и все. А во-вторых, тем, кто учился в институте, запрещалось подрабатывать. Но мне повезло: мужчина в отделе кадров, к которому я пришла в полном отчаянье, проявил сострадание, оформил на службу мою бабушку, а работала внучка.
Расстраивалась ли я, что теперь приходится размахивать шваброй и тряпкой в туалетах? Нет. Я была счастлива, у меня появились деньги. Получив аванс, Груня ощущала себя Крезом, сразу неслась в магазин, покупала что-то вкусное из еды, подарок Аркаше, бабушке ее любимые карамельки «Гусиные лапки». А потом – раз, и в кошельке пусто! До получки я снова считала копейки. Афанасия Константиновна вздыхала, глядя на неразумную девицу. Через пару месяцев она сказала:
– Заработала деньги? Не беги сразу в лавку. Заведи общую тетрадь, запланируй покупки, сначала купи самое необходимое. Если останется копеечка – отложи ее, вот так и скопится некая сумма. Каждый день записывай расходы, тогда поймешь, куда утекают доходы, и в следующий раз станешь осторожнее.
Бабушка, как всегда, оказалась права, рубли у внучки перестали заканчиваться через день после их получения. Но как же хотелось купить Аркаше новые ползунки! Да, у мальчика есть одежда и он быстро из нее вырастает, неразумно тратиться на вещь, которая скоро станет мала. Но коим образом научиться не хотеть делать покупки?
В тот августовский день тысяча девятьсот семьдесят третьего года я вышла во двор, подсчитывая свои финансы, которые, как обычно, спели романсы. Стояла хорошая погода, во дворе на скамейке сидела соседка тетя Надя.
– Грушенька, куда собралась? – окликнула она меня. – На учебу?
Я подошла к Надежде Петровне:
– Нет! Сегодня воскресенье. Хочу поехать к маминой подруге, у нее внучка старше Аркаши, она мне отдаст ее шубку и валеночки. Девочке все мало, а Кеше в самый раз на зиму.