– Ой, как хорошо, – обрадовалась тетя Надя, – покупать не надо. А какая шубка? Цигейковая? Или из рыбьего меха, синтетическая? Нонче такие шьют.
– Настоящая, – похвасталась я, – теплая!
– Вот удача! – засмеялась Надежда Петровна.
– Как ваша нога? – осведомилась я.
Пожилая женщина махнула рукой:
– Гипс сняли, а ходить пока долго не смогу. Хотела записочки в Храм отнести, да не доковылять.
Слова «записочки в Храм отнести» прозвучали для меня загадочно. Грушенька в церковь никогда не заглядывала. Зачем мне туда? Я комсомолка, в сказки про дедушку, который где-то там, на небесах, живет, не верю. Люди в космос летают, никто из них Бога не видел. Но я хорошо понимала: моя бабушка, Надежда Петровна, другие пожилые дамы считают, что Господь существует. Переубеждать их не стоит, бесполезное оно занятие. И пожилым людям надо помогать, поэтому задала вопрос:
– Записки следует лично отдавать? Или могу их за вас отнести?
Тетя Надя чуть не заплакала от радости, вынула из сумки листок:
– Деточка! Огромное тебе преогромное спасибо! Сегодня годовщина отхода ко Господу моей мамочки, ее звали Анастасия. И закажи Сорокоуст о упокоении, напиши еще туда вот эти имена. А о здравии те, что в левой колонке, и себя с Аркашей укажи, пожалуйста. Вас в моем списочке нет.
Я старательно закивала.
– Вот денежки, – тараторила тетя Надя, – и держи рубль еще. Тебе на конфеты.
– Спасибо, не надо, – заулыбалась я.
– Не спорь со старшими, – велела соседка, – бери, купи себе что-то вкусное.
Рубль, подаренный соседкой, вмиг повысил настроение. До зарплаты оставалось два дня, в кармане ни копейки, и вдруг! Целый рублик! Я могу приобрести молоко, хлеб, сто граммов масла и, вероятно, такое же количество российского сыра.
Тихо напевая себе под нос, я побежала к метро. От нашего дома до нужной станции ехать недолго, но я решила не тратить пять копеек на проезд. Подруга моей мамы жила в доме, который одной своей частью смотрел на Храм. Домчаться туда пешком мне ничего не стоило, сэкономлю на проезде. Пять копеек туда, пять назад, получается десять. Столько стоит ситник, белый хлеб, который бабушка считает самым вкусным, мне он тоже очень нравится. Если намазать кусок ситничка сливочным маслом, которое куплю на обратной дороге в молочной около дома, потом посыпать бутерброд сахарным песочком, то получится вкуснее пирожного.
В Храме никого не оказалось, только неподалеку от входа за прилавком стояла пожилая женщина в платочке. Я подошла к ней и, несмотря на то что мы находились в помещении одни, почему-то зашептала:
– Доброе утро!
– Благословенного дня, – улыбнулась в ответ бабушка.
Я вздрогнула, но не потому, что до сих пор не слышала такие слова: голос старушки был прямо как у Матушки, которая давным-давно, когда-то в детстве, сказала маленькой Грушеньке, что та очень хорошая девочка.
– Что хочешь, радость наша? – продолжила тем временем бабуля.
– Соседка, тетя Надя, попросила отнести в церковь бумажки, – принялась объяснять я, – за здоровье и за тех, кто умер. Надежда Петровна сломала зимой ногу, ей трудно ходить. А я не знаю как…
– Поняла, – остановила меня собеседница и вынула из ящика несколько листочков размером с те, что отрывают от календаря. – Там, где красная рамочка и слова «О здравие», напиши тех, кто живы.
– Точно, – обрадовалась я, – тетя Надя так и сказала: «О здравие».
– Это о здоровье, – улыбнулась женщина, – Батюшка за них помолится.
В моей памяти ожил большой бородатый мужчина, Отец Владимир, вот он входит в комнату, где стоит стол, и все говорят: «Батюшка, Батюшка…»
В год, когда вы читаете эту книгу, трудно поверить, что двадцатилетняя девушка ничего не знала о Боге, понятия не имела о том, что такое Молитва, никогда не заглядывала в Храм. Нет, я была в курсе, что есть такое странное место, куда пожилые люди ходят, потому что верят в Бога. Мне такое поведение казалось очень глупым. Но спорить с пенсионерами не надо, они старше меня, следует уважать их возраст. И ведь дедушкам с бабушками очень не повезло, они родились при царе. Афанасия Константиновна появилась на свет в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, у нее имелась няня, Елизавета. О женщине бабася помнила всю свою жизнь, называла ее «Моя Лисонька-Лизонька». Представляете, эта нянюшка когда-то была крепостной крестьянкой. Когда Александр Второй даровал вольную народу, Лиза осталась со своими хозяевами, помогла воспитать их детей. Бабушка оказалась последним ребенком у Анны и Константина. И ей в начале двадцатого века довелось хоронить Елизавету. Груня пребывала в уверенности: сказку про Бога в давние-давние времена придумали, чтобы запугать людей, сделать их покорными. А сейчас все по-иному, но разве переделать пожилого человека?