У меня, например, в соседстве есть священник, в с. Слепцовке, состояние которого до того бедственно, что не понимаешь, как существует он? Село это приписано к моему, и священник пишется моим помощником, хотя там имеется своя церковь, своя земля при ней, свой отдельный составляет приход, словом: приписка эта не имеет никакого смысла. В приходе числится 661 душ. м. п., — народ крайне бедный. Правда, там есть и помещики, и даже очень состоятельные, но от них не разживёшься и гнилым поленом. Кружечного дохода священник не получает и ста рублей, казённого жалованья 108. Хлебный сбор бывает самый скудный. При таких средствах едва только можно пробавляться одному с женой, но у этого несчастного шесть сыновей! В прошлом году он поместил одного, старшего, в училище, и не знал, как он будет содержать его; но ныне отвёз другого. Что он будет делать с ними, я и не понимаю. А между тем в запасе у него ещё четыре. Что же он будет делать чрез четыре-пять лет? Шестнадцать прошений подавал он о перемещении его в приходы, более состоятельные; но всегда «ин прежде его слазит», — всегда не удаётся ему почему-то. Между тем, это человек в высшей степени симпатичный: умный, прекроткий, предобрый, тихий, скромный, вежливый, непьющий никаких вин, не то чтоб водки, — этот человек считался бы совершенно на своём месте в любом городе.
Я сейчас сказал, что в многолюдных приходах жалованья полагается больше, противу малолюдных. При таком распределении его имелось в виду: за требоисправления не брать ничего, и у кого больше треб, — больше труда, тому больше и вознаграждения. Такое распределение совершенно справедливо: больше трудился, — больше и получишь; но только оно не может быть приложимо к нам. По моему мнению, в малолюдных приходах жалованья, или вообще содержания, нужно давать много больше, чем в многолюдном, и именно вот почему: чтобы сравнить, по возможности, доходы всех приходов и этим сделать их такими, чтобы в них шли, без различия, люди, достойные своего дела, и тем поднять религиозно-нравственное состояние несчастных, брошенных без доброго примера, без пастырского слова, без молитвы и таинств церкви, на позор и жертву расколу, — прихожан бедных и раскольнических приходов. Пусть духовенство не берёт ничего за обязательные требоисправления; но в многолюдных и богатых приходах оно, всё-таки, навёрстывает тот недостаток жалованья, противу жалованья малолюдных, другими доходами: за всенощные, сорокоусты и др. В обиде оно не будет никогда. Точного, безусловно, уравнения быть никогда не может, приходов не уровнять ничем; но чтобы между ними не было такой громадной разницы, — это сделать возможно. Мне скажут: за что причт будет иметь больше жалованья в малолюдных селениях, когда у него треб совсем мало? Я уже сказал: чтобы поднять религиозно-нравственное состояние народа, чтоб приходов таких не обегали люди хорошие, чтоб они не были достоянием только Михаилов да Иванов и подобного народа. Цель мою я нахожу честною. Притом, кому какое дело до того, что получает его сосед? У меня, например, в 1879 году было 217 крестин, а в Слепцовке 80. Если б у него было не 80, а 800, — это для меня совершенно всё равно. Теперь он получает 108 рублей, и если б стал получать не одну, а несколько сот, — это опять для меня безразлично: я получаю своё, он своё. Нельзя упускать из виду народ, для которого мы существуем. Но в распределении жалованья и в сокращении штатов имелось в виду одно духовенство, а народ оставлен без внимания.
По настоящему положению о псаломщиках, туда могут поступать только окончившие курс семинарии; оканчивающих же курс очень мало и вообще, но и из них в пономари никто, почти, нейдёт. Поэтому мы довольствуемся пока остатками пономарей старых, народом, наполовину, крайне дурным; но скоро переведутся и эти. Поэтому, по моему мнению, нужно дать опять доступ в причетники всем, исключающимся из училищ и семинарии, как это было до, так называемой, реформы. Правда, что обстоятельства изменились: теперь хорошего причетника за 25 рублей в год не купишь; они найдут, как и теперь находят, места в купеческих магазинах, конторах, на железных дорогах, но всё-таки некоторые угодя́т и к нам. Недавно я пробовал приглашать к себе из лиц других сословий в псаломщики, назначал 200 рублей жалованья, и никого не нашёл. Псаломщическое дело у нас, — презабавное дело. Жалование полагается псаломщикам: дьячку 36 рублей, пономарю 24 рубля в год. Псаломщических мест по каждой епархии много; путь туда неокончившим курса семинарии преграждён; захотели, чтобы пономарями были всё народ учёный, всё богословы; а в семинариях, между тем, штаты сократили и ввели такие строгости, что до богословского класса доползают не многие, каких-нибудь 10–15 человек, и эти немногие в пономари нейдут. Мы приходские священники, и пробавляемся пока старыми поддонками, да так, что хоть плачь, — служить совсем не с кем, один другого хуже. Непрактичнее этого дела и не выдумать! Хотели что-то сделать, задумали, да и не додумались.
XXVIII.
Получивши приход, член причта приезжает на место и, буквально, «не имать, где главы подклонити». Я говорил уже, как жил я, тотчас по поступлении во священника, в церковной сторожке, потом в мужицкой избе, вместе с хозяином её; говорил также, как теперь один мой знакомый батюшка живёт в полусгнившей крестьянской избёнке, и не может стать в ней во весь свой рост. Из этих очерков читатель, надеюсь, поймёт, сколько несём мы горя, тотчас по вступлении нами в приходы. Из этих кратких очерков можно составить понятие и об остальном духовенстве. Я и мой знакомый священник не составляем исключения: участь одинакова всего духовенства сельского, и только за самыми ничтожными исключениями.
Особым будет счастием члену причта, если в селе его найдутся у мужика две избы и одну из них уступят ему, не говоря уже о том, что в год возьмут с него за квартиру столько, что и сама изба не стоит того, и всё-таки опять на какой-нибудь один год. Как бы он ни бился, какую бы нужду ни терпел он, получай он хоть 50 рублей в год, будь и он сам, и дети босы и голодны, — но построить свой дом он всё-таки должен. Иначе ему с семьёй придётся умирать на улице. Деревня не то, что город, — весь век на чужой квартире прожить нельзя.
Собрался, наконец, с силами, положим, священник; можно бы и строиться, но где? Усадебные места — или церковные, или прихожан, в собственность приобресть нельзя ни тех, ни других; нужно строить на чужой земле. Если нет церковной усадьбы, то нужно просить прихожан, чтоб они дозволили строить на своей. Тут нужно просить и, разумеется, поить мужиков, а до этого несколько раз ублаготворить коноводов-стариков, иначе никогда не состоится никакая сделка. Запоенные и задобренные коноводы сами скажут, когда будет у них общая мірская попойка; они скажут, что на сход, прежде чем мужики не подопьют, идти нельзя, иначе потребуется много водки; что на сход нужно будет идти прямо с водкой, что тогда полупьяные мужики бывают согласны на всё. Выпивши ведра два-три, крестьяне позволят строиться на их усадьбе; но позволение это обыкновенно даётся безо всяких, каких бы то ни было, актов. Если дом предместника был на церковной земле, то иногда бывает возможно купить и его; если ж на крестьянской, то его, почти всегда, отбивают за бесценок сами крестьяне.