— Ну, а как с чертями стоит вопрос? — спросила я.
Марго вздохнула.
— Не знаю, — ответила она, помолчав немного. — Вообще-то, я в них не хотела бы верить, но не так это просто. Черти, по-моему, всё-таки есть. Так и смущают, так и соблазняют. Я, например, сколько раз давала слово не спорить с матерью о боге, а черти так и подталкивают мой язык, так и подталкивают. Каждый день теперь спорим и спорим. Ну хорошо ещё, что мама понимает, что это черти меня науськивают, а то бы нам нельзя было и жить вместе.
Ну, ничего, как-нибудь отучим Марго и от чертей, и от бога.
Мне очень нравится, что отношения Марго и Лийки тоже изменились, стали хорошими, товарищескими. Пыжик, Марго и Лийка объединились сейчас в Кукрыниксы. Они задумали классический труд о седьмом классе и каждый вечер собираются теперь у Пыжика, придумывают стихи, рисунки. Марго рисует, а Лийка и Пыжик пишут под рисунками стихи.
Что получится из классического труда — ещё неизвестно, но я довольна дружбой Кукрыниксов.
10 января
Десять дней собиралась записать, но так и не записала ни слова о неприятном происшествии, которое произошло со мною и Вовкой во время встречи Нового года на квартире у Вали.
И, сказать откровенно, не стала бы писать об этом и сейчас, но… разве я не дала себе слово записывать не только то, что мне нравится, но и то, что не понравится, возможно, никому из девочек.
Вот как это случилось.
Валя пригласила к себе на ёлку десять мальчиков и девочек из нашего класса. Кроме нас, была на ёлке её двоюродная сестра. Ужасная ломака и воображала. Она так была надушена, что Вовка шепнул мне:
— Она кого изображает? Парикмахерскую, что ли?
И вот эта ломака — Зина — всё время морщила губы, смотрела на всех свысока, принимала киносветские позы и раз пять ввернула в разговор, что ей уже четырнадцать лет и детские игры её мало интересуют. Но мы не обращали на неё внимания. Мы весело пели, танцевали, потом стали играть и показывать фокусы. Но, какую бы мы игру ни затеяли, Зина пожимала плечами и говорила, что это «ужасно глупая игра».
— Ну, давайте играть в умные игры! — предложила я.
Зина вскочила, захлопала в ладоши:
— Есть чудесная игра! Я научу вас! Только надо достать пустую бутылку.
— А можно флакон из-под одеколона? — спросила Валя.
— Безразлично! Неси флакон!
Валя принесла флакончик, и мы пошли в кабинет Ивана Герасимовича. Тут Зина велела всем сесть на пол и образовать круг. А когда все уселись, сказала:
— Игра очень простая, но интересная! Вот смотрите! Берёте флакончик в руки и запускаете его так, чтобы он вертелся. Он вертится, потом останавливается, и тут начинается самое интересное. На кого покажет горлышко, тот должен встать и поцеловать играющего. Понятно?
Мы переглянулись. Ведь среди нас были и мальчишки. Неужели их тоже придётся целовать? Но Зина уже начала вертеть флакончик. Мы невольно попятились назад, отодвинулись от флакончика подальше. Ну вдруг горлышко покажет на кого-нибудь из нас? Я, например, не могла бы ни за что поцеловать эту кривляку.
Горлышко показало на Бомбу. Он покраснел и стал спорить. Он доказывал, что горлышко остановилось между ним и Вовкой, но мальчишки закричали:
— Давай, давай! Нечего! Целуйся!
Как Бомба ни крутился, его заставили встать, и ему пришлось поцеловать Зину в нос.
Она поморщилась и сказала:
— А теперь ты крути!
Бомба крутанул флакончик изо всей силы. Горлышко показало на Вовку. Под общий хохот Вовка встал, сморщил нос, словно нюхал запах мудрости, и ткнулся носом в голову Бомбы.
— Фу, какая гадость! — помотал головою Бомба и начал тереть поцелованное место рукавом.
Флакончик стал вертеть Вовка, и, представляете, горлышко показало на меня.
Мальчишки закричали:
— Ага, ага, целуйся!
— Ещё новости! — сказала я, чувствуя, как горят мои щёки.
— Что значит новости? — рассердилась Зина. — Игра есть игра. Ты нарушаешь правила.
— Но мне, — сказала я, — не нравится такая игра!
— Тогда не надо было садиться! Вовка! — закричала Зина. — Видишь, стесняется! Целуй её сам!
Вовка стоял, растерянно поглядывая на всех, но мальчишки и девочки смеялись и кричали:
— Поцелуй её!
— Чего она задаётся! Целуй сам!
Вовка шагнул ко мне. Я закричала:
— Не смей! Я маме скажу!
Но ему было очень стыдно, что над ним смеются, и он, хихикая по-дурацки, схватил меня и поцеловал в щёку.
— Дурак! — сказала я. — Как не стыдно!