А главное я был без документов. Почему-то было такое указание, что документы в полет не брать. Все документы перед вылетом мы сдавали в штаб полка.
Меня мучил голод. Помню на одной станции я, рассказав о себе, попросил у наших красноармейцев поесть. Они мне дали консервы - "говяжью тушенку" и хлеба. Я до сих пор помню эту вкуснятину, которую съел моментально.
Прибыл я в Старую Руссу через сутки и меня снова ожидало огорчение - где находится наш авиаполк не знают. Сказали, чтобы я добирался своим ходом в Калинин. Испытание на выносливость продолжилось.
Только утром 12 июля я добрался до Калинина, где раньше базировалась наша авиадивизия. Здесь меня покормили, дали свежее белье (перед этим я искупался в Волге), а вечером по рекомендации начальника гарнизона я отправился опять по железной дороге в город Ржев, где базировалась наша 46-я БАД. Там должен был находиться и мой полк. Прямого пути до Ржева не было, только через Торжок. Кое-как добрался до Торжка и меня сразу потянуло на аэродром. На аэродроме стояло какое-то учебное подразделение. Командовал им полковник, фамилию его не помню, кажется Никитин.
У них я переночевал и утром, часов в 11, за мной пришла легковая машина М-1. Меня повезли в город в Особый отдел, к представителю НКВД. Разговор получился неприятный. Старший лейтенант из Особого отдела допросил меня и после моих ответов стал меня обвинять. Ему было непонятно, как это так другие члены экипажа погибли, - а ты остался живым? А почему ты не погиб? Несмотря на мое разъяснение, он не хотел понять, что я оставшись в живых могу принести пользу для Красной Армии и Родины в борьбе с немцами. Словом я с ним поругался, он меня выгнал из кабинета и я поплелся пешком на вокзал, чтобы добраться до Ржева.
Вечером 14 июля, прибыв на вокзал я обратился к коменданту станции, младшему лейтенанту. Объяснил ему свое положение. Он выслушал меня внимательно и порекомендовал обратиться к начальнику эшелона, который стоит на вокзале и следует через Ржев в Вязьму.
- "Кстати, в эшелоне авиационная база", - сказал он.
Я обрадовался. Подошел к эшелону, спрашиваю где начальник эшелона у дежурного старшины. Он меня подводит к вагону. Дверь открывается - в вагоне сидят четверо и играют в карты. Дежурный доложил начальнику. Начальник, не глядя на меня, увлекшись игрой в карты (по моему он был в звании политрука, помню, что на петлицах была черная каемка), отдал команду: - "Посадите его в вагон гауптвахты".
Дежурный привел меня к этому вагону. Открыл - он пустой, на полу навалено сено. Я залез в вагон, и тут он совершенно неожиданно для меня закрыл дверь на засов. Я растерялся, а потом начал стучать в дверь чем попало и требовать коменданта станции. Дежурный, проходя мимо вагона услышал мои требования и пообещал выполнить мою просьбу. Было уже темно, когда пришел комендант и начальник эшелона, открыли вагон и комендант станции говорит начальнику эшелона, вот уже здесь я увидел звезды на рукаве, точно политрук:
- "Это товарищ такой же как и вы, военный летчик, только он больше видел чем вы. Он заслуживает Героя, а вы так с ним обращаетесь", - забрал меня и увел к себе. Затем пригласил какого-то машиниста, который перегонял паровоз из Торжка в Ржев, приказал взять меня к себе на паровоз и отвезти в Ржев.
Итак только 15 июля 1941 года я прибыл в Ржев, в штаб нашей 46-й авиадивизии, а 16 июля на самолете ПО-2 меня отвезли в свой авиаполк, который базировался на аэродроме Климово (северо-северо-восточнее 30 км от Ржева и в 1,5 км восточнее железнодорожной станции Панино). В общей сложности, я отсутствовал 12 дней. За эти дни в полку произошли большие перемены. Полк потерял много самолетов и летчиков. От прежних пяти эскадрилий, остались только две сводные, три эскадрильи были потеряны в боях. Незначительная часть экипажей, самолеты которых сели на своей территории, возвратилась, а большинство либо погибли, либо выбросились с парашютом, как и я, и еще находились в тылу у немцев на пути к базе.
Пятой эскадрильи уже как таковой не было, были первая и вторая. Меня определили во 2-ю эскадрилью в экипаж заместителя командира эскадрильи капитана Федора Борисова. Он был старше меня, ему было около тридцати лет, он уже участвовал в боях в Финляндии и имел орден "Красной Звезды", а до этого был в 128 СБАП. Стрелок-радист старшина Антифеев, опытный радист, тоже имел награду. Командовал эскадрильей майор Дедов-Дедушинский. Общая и воздушная обстановка на Западном фронте была очень тяжелая и сложная. Немцы уже заняли Великие Луки, Духовщину, Демидово, Торопец, Новосокольники.
Числа 20-го июля я приступил к боевой работе, как одиночным экипажем, так и звеном в качестве ведущего. Мне запомнился боевой вылет 27 июля. Была поставлена задача звену ( три самолета), ведущий капитан Борисов, я бомбардир, нанести бомбовый удар по железнодорожной станции Ново-Сокольники, где сгружались воинские эшелоны немцев.
Бомбовая нагрузка была по 2 РАБа (ротатативно-рассеивающая бомба). Это бомба-контейнер. Начинялась она пятьюдесятью 2,5-килограммовыми осколочными бомбами, после сброса на установленной высоте разрывалась и оттуда высыпались эти бомбочки.
Прилетев на цель, мы увидели стоявшие на выгрузке три эшелона и по моей команде сбросили свой груз по цели. Экипажи и наш радист доложили, что цель накрыли - на станции видны сплошные сверкающие огоньки разрывов. Эффективность бомбового удара мы с высоты определить не могли, после возвращения доложили только, что цель накрыли плотно. Но через несколько дней возвратился из тыла немцев командир 128 БАП майор Коломийцев, (он был сбит и находился на занятой немцами территории), который в это время был недалеко от нашей цели и доложил результаты нашей работы: "Это был ужас для немцев, - рев, стоны". Там была настоящая мясорубка, потому что, когда немцы увидели наши самолеты, то все разбежались по мелким путям у станции и эти наши бомбочки их накрыли.
Несли и мы потери. В палатке летного состава, в которой я жил, нас было восемь человек. С каждым днем друзей становилось все меньше и меньше, и в первых числа августа я остался один. Им еще приходят письма, их приносят в палатку, я раскладываю письма по кроватям, но хозяев этих писем нет. Они или убиты, или странствуют, как это недавно странствовал я.
8 августа 1941 года пришел приказ отправить наш 134 СБАП на переформирование в тыл. Все оставшиеся в полку экипажи торжествовали. Вымотались мы сильно. Наконец отдохнем, получим новые самолеты ПЕ-2 (это скоростные самолеты).
Но не всем эта радость досталась...
К вечеру зачитали второй приказ: из оставшихся самолетов (их было девять) сформировать эскадрилью, укомплектовать летным составом и к вечеру перелететь на аэродром Белёво под Вязьму для продолжения боевой работы.
Обидно до слез!
И тут же огласили состав экипажей: командир эскадрильи капитан Горев Николай Дмитриевич, штурман эскадрильи Трофименко. Я остался штурманом у заместитель командира эскадрильи капитана Борисов, стрелком-радистом у нас был Антифеев.
Через полчаса разошлись по самолетам и часиков около 19.00 мы уже были на аэродроме Белёво и вошли в состав 13 БАП 43 САД (смешанная авиадивизия). Частями которыми командовали: 43-й САД - генерал-майор Захаров, 13-м БАП капитан Богомолов.
В 13 БАП было три эскадрильи: одна на СУ-2, одна на ПЕ-2, и наша на СБ.
Начиная с 9 августа приступили к боевой работе. Летали на бомбежку на Смоленское направление в район Ярцево.
10 августа командир эскадрильи выстроил экипажи и зачитал телеграмму, в которой объявлялось, что за июльские боевые задания часть летного состава награждена орденами и медалями, в том числе и я орденом "Красной Звезды". Орден этот я, к сожалению, не получил до сих пор, так как во время войны не до получения было, а потом я забыл про него, а когда вспомнил - было уже поздно, восстановить невозможно, все документы потеряны.