— Я никогда не носила фамилии отчима. И во всех моих документах значится имя Илоны Пайж. Даже учась в школе, я носила фамилию своего родного отца.
— Тогда, быть может, вы скажете мне, какие драгоценности вы подарили вашей дочери до того, как она вышла замуж и покинула Венгрию?
— Я? Подарила дочери? Никогда никаких драгоценностей я ей не дарила.
— А какие украшения вы получили в подарок сами от вашего мужа Акоша Драгоша?
— Когда, сейчас? — Драгошне, по-видимому, все еще ничего не понимала.
— Не сейчас, а в прошлом. Скажем, за последние десять лет. И где они сейчас?
— Все, что я когда-нибудь от него получала, находится дома, в моей шкатулке.
— Как, вы не помните, когда что он вам дарил?
— Помню, разумеется.
— Так когда же и что именно?
— Помнится, в 1947 году, в день десятилетия нашей свадьбы, я получила от мужа в подарок бриллиантовый перстень и кулон на золотой цепочке, очень красивый.
— И эти драгоценности в настоящий момент находятся у вас дома, в вашей шкатулке?
— Отчасти.
— То есть как это «отчасти»?
— Ведь перстень здесь, со мной. Вот он! — Илона Пайж вытянула вперед тонкую кисть руки.
— Я могу взглянуть на него?
— Пожалуйста. — Она сняла с пальца кольцо с большим бриллиантом и протянула его мне. Внимательно осмотрев камень, я вернул его владелице.
— Благодарю.
Супруга Драгоша, видимо, немного успокоилась.
— Скажите, сударыня… Хорошо ли себя чувствует ваша матушка?
— К сожалению, не слишком. Почти не встает с постели.
— Что с ней?
— Обычное дело, старость. Ей уже далеко за семьдесят. Нелегко дожить до такого возраста.
— Как звали вашу матушку в юности?
— Каталин Томпа.
— Вы слышали о том, что недалеко от вашей виллы на Балатоне в последний год войны убили вдову Кочишне, вернувшуюся на родину из Америки?
— Да, слышала. И очень жалела бедняжку. Я была с ней знакома.
— Что вы слышали о том, кто именно ее убил?
— В то время болтали всякое. Ходили самые нелепые слухи.
— Слухи? И кто же их распространял? Можете говорить, ведь нам известно, что вы и ваш муж состояли в самой тесной дружбе с начальником жандармерии. В вашем доме устраивались пышные приемы, обеды и ужины, а на этих ужинах во главе стола сидели немецкие офицеры, в том числе и ваш теперешний зять и его приятели… Так что не смущайтесь.
— Насколько я припоминаю, начальник жандармов господин Бодьо был первым, кто упомянул о том, что Кочишне убили коммунисты-подпольщики. Но то же самое говорили мой зять и мой муж. В те времена люди говорили и думали иначе, чем теперь. Вы, конечно, понимаете… Но почему вы об этом меня спрашиваете? — Щеки Илоны Пайж вновь побледнели от волнения. — Вы знаете, кто убил Кочишне? Кто?
— Кто? В самое ближайшее время вы узнаете об этом. Так же, как и мы. Поверьте, нас этот вопрос интересует, пожалуй, значительно больше, чем вас. А пока, сударыня, вам придется еще немного подождать. Да, да, здесь, в этой комнате.
Побеседовав таким образом с женой Акоша Драгоша, я навестил вдову Шулек, урожденную Терезу Коллер, помещавшуюся в третьей «палате».
— Как себя чувствуете, сударыня? — осведомился я.
— Благодарю вас, — едва слышно ответила Тереза.
— Сколько лет было бы сейчас вашему сыну, если бы он не погиб на фронте, а остался в живых?
— Тридцать четыре. Ушел от меня, оставил одну-одинешеньку. Живу сиротой, некому меня поддержать, — жалобным тоном промолвила вдова Шулек.
— Ну, я не нахожу ваше положение таким уж бедственным. Ведь он только вчера ночью вас посетил, и не с пустыми руками.
Женщина дернулась, словно ее ущипнули. Побледнев, она смотрела на меня во все глаза.
— Кто навестил?
— Вероятно, ваш сын, столь внезапно воскресший из мертвых. Или это был не он, а кто-то другой?
Тереза Коллер не ответила, опустила голову и неподвижно, застывшим взглядом уставилась себе под ноги.
— Неплохо будет, сударыня, если вы хорошенько поразмыслите над этим чудом. А когда вам захочется говорить, обратитесь вот к этому молодому человеку.
Знаком подозвав одного из сотрудников, охранявших Терезу Коллер, я приказал ему подробно запротоколировать ее показания.
С временной обитательницей четвертой «палаты» я не был знаком, пришлось представиться.
— Как ваше здоровье, уважаемая фрейлейн Хельга, то бишь госпожа Шмидт?
— Благодарю.
— Как вам нравится здесь, у нас?