– Ужин – это хорошо! У меня с утра во рту не было ни маковой росинки. Да здравствует ужин! Да будет на ужин шулюн, который так стал вкусным! – радостно воскликнул я, садясь вместе с женой в машину Виктора. – Жаль, конечно, что ужин будет не на природе. Виктор, Шура стол накроет в доме, да?
– Нет, конечно. Все, как положено, в саду. Будет не хуже, только речки не будет, – восхвалял свой сад Виктор.
За день я так проголодался, что не заметил, как съел две порции шулюна. Шулюн действительно оказался вкусным, сделался наваристым. Когда мы хорошо подкрепились, Шура, ожидавшая нашего рассказа, не выдержала:
– Я сгораю от нетерпения, когда же вы начнёте рассказывать? Не томите! У меня еда в горло не лезет. Вы так аппетитно кушаете, просто завидую. А у меня уже нет ни сил и ни терпения. Скажите, наконец, что с вами произошло? Весь день я не нахожу себе места. Голова кругом идёт. Весь мозг кипит от всяких дум и переживаний. Что? Как? Почему? Что случилось с вами? Хожу по дому, по двору, а в голове одни и те же вопросы. Не выдержала, послала Виктора к вам. Уехал и тоже пропал. Час жду, два, а его все нет и нет. Теперь стала переживать и за Виктора, и за вас. Ещё немного, сама пошла бы к вам. Слава богу, что хоть к вечеру появились. Тяжкий груз упал с моей души, когда вас всех увидела. Вы даже не представляете, какой ужас испытали мы! Представить не можете! Просыпаемся утром, пусть даже не совсем утром, где-то часов десять. Такой хороший день! Воздух свежий. Солнце. Птицы поют. Река шумит. Глянули: ни вас, ни вашей машины нет. Вначале мы подумали, что вы, может, ещё не вернулись. Мало ли какая задержка случилась. Ждём. Не стали даже завтракать, хотя все уже к завтраку приготовили. Ждём, а вас все нет и нет. Страх и ужас начал охватывать нас. В голову полезли разные мысли. Одни страшнее других. Стало страшно. Сидим, обезумевшие, потерянные, охваченные страхом. Виктор смотрит на меня, а я на него. Молчим. Боимся разговаривать. Страх и тревога сковали нас.
Первым пришёл в себя Виктор. Он обошёл поляну, подошёл к реке. Осмотрел. Никаких следов, никаких признаков. Вернулся ко мне. Постояв несколько минут возле меня, не произнося ни одного слова, направился к нашей машине. Открыл дверцу и вдруг как закричит: записка! Прочитав записку, мы немного успокоились, но настроение в нормальное состояние не вернулось. В записке вы ничего не сообщили, почему уехали. Это нас поставило в тупик. Тревога и беспокойство снова усилились. Продолжать отдых не было настроения, расхотелось. Какой же отдых, когда в воздухе висела неизвестность. Мы позавтракали без всякого интереса и удовольствия. Искупались, а потом стали собираться домой. По приезде домой я Виктора попросила съездить к вам. Ну а теперь рассказывайте!
После сытного, вкусного ужина с употреблением бальзамного напитка я расслабился. Почувствовал вялость, и как-то пропало желание рассказывать. Я попросил жену удовлетворить любопытство Шуры.
По вялому виду Виктора я понял, что он тоже не очень настроен слушать. По-видимому, пока я спал, жена успела рассказать о наших приключениях. Мы сидели, курили и вели разговор на другие темы. Виктор больше расспрашивал, как мы отдыхали в Риге. Какое там море, какой там климат. Я изредка встревал в рассказ жены, когда она просила уточнять некоторые моменты. Незаметно наступила ночь.
Шура, воспитанная в духе коммунистической морали, и тем более, учительствовала в школе, и в рассказе жены не поверила о привидении. Чтобы удостовериться, не придумывает ли моя жена, нет-нет, да обращалась ко мне, надеясь, я так предполагал, что мой авторитет больше внушал ей доверия.
– Васильевич, подтверди, что твоя жена для прикраски придумала сказку о привидении. Она правда шутит? Скажи мне только честно, ты как коммунист должен правду сказать, действительно так было, как рассказала твоя жена, тут нет никакой шутки, выдумки? Я что-то не верю. Это все ваши выдумки и вы сочинили, чтобы одурачить людей. Не бывают разные там ведьмы, привидения. Не верю!
– Шура, я сейчас перед тобой не как коммунист, а как истинный раб божий говорю: вот тебе истинный крест! – и, воздав к небу свой взор, трижды перекрестился. – Бог свидетель, что я говорю правду и жена тоже.
Или моё обращение к богу, или все же мы с женой говорим одно и то же, явно подействовали на Шуру. В тоне её разговора послышались совсем другие нотки.
– Какая же эта женщина: красивая, похожа на земных женщин?
Сделав вполне серьёзный, внушающий, решительный взгляд, я вдохновенно-радужным тоном воскликнул: