Все — и я, и профессор, и директор рыбхоза — волновались. Профессор нервно потягивался и шумно выдыхал воздух, директор тревожно поглядывал на канаву, я облизывался.
— Начнем? — спросил человек в комбинезоне, симпатичный дяденька с длинными казацкими усами, который, видно, тоже волновался.
Профессор вопросительно посмотрел на директора.
— Все готово, — проговорил тот и со страхом глянул на канаву. — Начинайте, Федор Тарасович.
Человек с казацкими усами кивнул Петровичу и еще двоим рабочим, и они полезли с бреднем в канаву. Когда они прошли метров с полсотни, директор, которого профессор звал просто Костей (жена, верно для того, чтобы поднять его авторитет, называла его Константином Ивановичем), приказал вытаскивать.
Все стоявшие на берегу застыли в напряженном ожидании, только я бегал взад и вперед, не в силах сдержать волнения. Вот вытащили на берег крылья бредня, из воды показался тугой, словно надутый, куль. Федор Тарасович подтянул низ невода, чтобы рыба не прошла под ним, погрузил большой сачок в мутную воду и сразу же вытащил его. Все ахнули, но не потому, что сачок был полон рыбы, а потому, что рыба в нем оказалась кроваво-красной.
Профессор взял рыбину, покрытую язвами и красными пятнами.
— Краснуха, — сказал он. — Самая обыкновеннейшая краснуха…
Все молчали.
Константин Иванович опомнился первым. Он скорбно вздохнул и велел вынимать рыбу из невода. Усатый рыбак черпал сачком, а остальные рабочие отделяли здоровую рыбу от больной, распределяя ее по размерам. Почти половина рыбы оказалась больной. Время от времени слышались вздохи профессора, директора, усатого рыбака, жены Константина Ивановича и даже Петровича.
Я поехал утром, не позавтракав, и должен признаться, что у меня текли слюнки при одном взгляде на больную рыбу. Я все ждал, когда обо мне вспомнят, но все, огорченные бедой, навалившейся на пруды, не обращали на меня никакого внимания. Наконец я не выдержал. Когда Константин Иванович взял в руки огромного карпа, изуродованного язвами и красными опухолями, у меня от голода помутилось в голове, и я крикнул:
— Дайте его мне! Я съем!
— Брысь! Брысь! — выругался Петрович и замахнулся мокрой тряпкой.
— Хам! — отпарировал я, не скрывая презрения к этому типу.
— Дайте ему карпа, Петрович, — проговорил профессор, не спуская глаз с больной громадины.
Тому ничего не оставалось делать, он выбрал рыбину граммов на пятьсот, едва живую, и бросил ее мне:
— На, может, сдохнешь!
— Краснуха не заразна для кошек, — ответил профессор, и я, метнув на Петровича, саркастический взгляд, принялся завтракать.
На вкус больная рыба ничем не отличалась от здоровой, и я подумал (хотя это, несомненно, было эгоистично, и Писатель не похвалил бы меня): в конце концов, не так уж плохо, что рыба болеет, — теперь мне на все лето хватит харчей.
Мы боремся с болезнью рыбы
— Ну что ж, Катерина Остаповна, — обратился профессор к жене директора, — попрошу нас поассистировать.
Та покраснела, смущенная тем, что профессор просит ее, хотя она и без просьб должна выполнять обязанности ассистентки.
— У меня все готово, — ответила она, и ее ухо, выглядывающее из-под белой косынки, покраснело как маков цвет.
Профессор, как он ни был занят больным карпом, заметил, что Катерине Остаповне краска к лицу, и задержал на ней взгляд дольше, чем требовали обстоятельства.
— Кто же еще нам поможет? — улыбнулся он ей. — Верно, Костя?
— Константин Иванович, будешь нам помогать! — крикнула она мужу, и тот подошел к столику с инструментами.
Профессор стал в торжественную позу и прокашлялся.
— Товарищи, — сказал он, — внимание!
Рабочие-рыбаки обернулись, а Федор Тарасович погрузил сачок и оставил его в воде.
— Товарищи! Мы знали, что краснуха распространилась на ваш район, и я привез с собой лекарство от этой страшной болезни. Это лекарство — левомицетин. Он дает чудесные результаты при лечении людей. Левомицетин излечивает брюшной и сыпной тиф, дизентерию, холеру, туляремию и множество других болезней. Доказано, что вирус краснухи тоже боится левомицетина. Вводя левомицетин карпу, мы помогаем ему бороться с болезнью. Сейчас мы приступим к лечению. Давайте больного на операционный стол! — обратился профессор к Косте. — Зонд!