— Не издевайся надо мной, товарищ Ракша. Так нехорошо…
— Нехорошо! Заговорил, подлюка, про честность! — крикнул Ракша. — А мне было хорошо, когда на следующий день меня арестовали? И завбазы арестовали, и бухгалтера, и кладовщика, и того директора магазина, которому мы «сдали продукцию». А почему нас арестовали? Молчишь? Так я напомню тебе. Ты написал в угрозыск письмо, будто не можешь жить с таким преступлением на совести и решил утопиться, а сообщников отправить в тюрьму… Только и тут в голове у тебя все перепуталось, и деньги ты сдать позабыл… — Ракша захохотал и ждал ответа Пуголовицы.
— У меня деньги украли, — выдавил из себя тот. — Украли все деньги, и я боялся, что вы мне не поверите, убьете…
— Украли! У тебя украдешь!..
— Да разве я работал бы уборщиком, будь у меня те деньги?
Мне показалось, что в словах мерзавца есть логика. В самом деле, зачем ему заниматься такой черной работой, имея сто тысяч? Но Ракша не отступал.
— Ты думал, нас за такую огромную кражу расстреляют, а ты спокойно заживешь без свидетелей своего преступления? Угадал? Не вышло! Всех не расстреляли. Но десять лет я отсидел. И своей доли денег лишился, и десять лет отсидел! А ты? Ты не сидел и дня да еще получил все денежки! Так как же теперь? Отсидишь вдвое больше?
— Прости меня… — прошептал Пуголовица, чуть не плача. — Я за свой грех все для тебя сделаю… — И он всхлипнул.
— Только не ной! — брезгливо отмахнулся Ракша. — Пока что будешь платить мне рыбой. Сегодня ночью я подъеду сюда на машине и наберу центнеров десять карпов.
Я думал, Пуголовица испугается, но он просиял:
— Вот это дело! Знаешь, можно большие деньги взять. Только как же ты наберешь? Пруды ночью охраняются.
— Пустяки! Сейчас страда, рабочие, служащие, сторожа — все на разгрузке прудов. Наработаются за день, а ночью на вахте спят.
— А я чем же помогу? Я ведь хочу, чтоб и мне с рыбы процент шел.
«Эх ты, процент! — злорадствовал я. — Погоди, получишь за свои преступления все сто процентов!»
— Процент?! — опять рассвирепел Ракша. — Тебе процент?! Заграбастал сто тысяч, а теперь процент тебе подавай?
— Тише, ради бога, тише! Какие сто тысяч? У меня же тогда отняли все деньги! Разве я посмел бы взять твою долю?
— А то не посмел?
— Вот люди! — скорбно проговорил Пуголовица. — У меня за душой ни гроша нет! Не веришь? Как вышел я тогда из кабины, на меня накинулись двое, руки скрутили, в рот — рукавицу, я и пикнуть не успел. Забрали деньги и — ходу… Должно, кто-нибудь из нашей компании… Не директор ли магазина…
— Ну, черт с тобой, бери двадцать процентов, хоть я мог бы и ничего тебе не платить. Но я не такой, как ты… — покосился на него Ракша. — Ишь, еще про совесть поминает…
— Да будет тебе о том! Давай о деле! — уже добродушно отмахнулся Пуголовица. — Говори, что мне делать.
— Станешь на ночную вахту. Скажи: хочу быть передовиком. — Ракша не удержался и захохотал. — Зарекомендуй себя трудягой!
— Во! Это ты правильно посоветовал! — согласился Пуголовица, но сразу же испуганно добавил: — А если узнают, что рыбу взяли?
— Напишешь на меня донос и утопишься, — жестко хмыкнул Ракша и добавил: — Кто узнает? Откуда известно, сколько рыбы перезимовало? На краснуху спишут…
Дицо Пуголовицы оставалось озабоченным.
— Я же не один буду дежурить. Они же еще кого-нибудь пошлют.
Ракша засмеялся.
— Ей-богу, не узнаю тебя, Хома…
«Хома? Стало быть, и имя переменил? А профессор зовет его Сидором Петровичем!»
— Неужто тебя надо учить, как обезвредить сторожей?
— Задавить? — так, словно речь шла не о человеке, а о клопе, спросил Пуголовица.
— Дурак!
— Понял! Что ни то придумаю, — подобострастно проговорил Хома. — Придумал уже.
Они договорились, что машина подойдет поздним вечером, а опорожнять пруд начнут часа в три, когда люди крепче всего спят.
— Ты гляди не вздумай проявить бдительность, — недобро засмеялся Ракша, — а то одно мое слово, — и сразу станешь обратно Пуголовицей.
— Да что я, дурак?! — весело ответил Пуголовица, который уже, верно, подсчитывал в уме выручку от предстоящей операции.
Они разошлись, а я с целью конспирации еще немного посидел в бурьяне и потом медленно пошел к рыбакам, любуясь видами, обдумывая свой план и радуясь, что ночью поймаю Петренко.
Браконьеры!
Прежде всего я решил как следует выспаться, чтобы ночью не хотеть спать. Улегшись на солнышке, я прищурился, следя за Пуголовицей. Он был угрюм и задумчив, а когда к нему обращались, испуганно вздрагивал. Похоже, предстоящая ночная операция сильно мучила его. Может, это и нехорошо, но я злорадствовал, видя, как он вздрагивает, а предвкушение результатов операции — того, что будет, когда мерзавца поймают с поличным и разоблачат его позорное прошлое, — наполняло меня сладким чувством мести.