Выбрать главу

Обессиленный переживаниями, я безнадежно посмотрел в ту сторону, где Пуголовица и Ракша налаживали невод. В ночной тьме я видел черные плесы прудов, ровную аллею вдоль канала… И вдруг меня осенила счастливая мысль. Колебаться некогда. Это единственная возможность спасти сокровища пруда. Я бросился на собаку, что есть силы укусил ее за хвост и отскочил прочь. Пес вихрем сорвался с места и, волоча за собой поводок, помчался за мной. Я едва успел добежать до первого деревца и взлетел на верхушку.

Умный пес, видя, что меня не взять, повернул обратно. Но только он сделал несколько шагов, как я слез на землю и, мяукнув во все горло, пустился бежать туда, где был Пуголовица. Пес — за мной. Я не только слышал отвратительное дыхание чудовища, но и чувствовал жар этого дыхания! Еще миг — и я в его пасти! Но от этого мига зависела не только моя жизнь! Я напряг все силы и успел взобраться на другое деревце. Только так, рискуя каждое мгновение жизнью, я доведу собаку до преступников.

Я больше не боялся. Весь во власти доселе незнакомого чувства, я бежал перед носом пса, взлетал на деревце, сидел минуту, спрыгивал на землю и снова мчался перед раскрытой пастью. Удивительно, у меня не было никакой ненависти к собаке. Кстати, пса звали Норд, хотя он вовсе не был англосаксом. Между прочим, я заметил, что собаки и стиляги ужасно любят такие псевдонимы…

— Давай, давай, Норд! — кричал я, изо всех сил удирая от него.

На сердце было радостно: с каждой минутой я приближался к цели. Ничто так не сдружает, как общий враг, подумал я и похвалил себя за удачный афоризм. Возможно, кто-нибудь из людей сказал это раньше, но среди котов приоритет, несомненно, у меня.

Мы пробежали добрую половину пути. Я отдыхал на деревце, готовясь к очередной перебежке, когда пес, вместо того чтобы повернуть к будке, как он делал это всякий раз, вдруг навострил уши и прислушался. Секунду он стоял недвижимо, потом с лаем рванулся туда, куда я его и вел.

Я вздохнул полной грудью.

— Наконец-то!.. Фу!..

Спрыгнув с деревца, я пробежал несколько сот метров и залез на самую верхушку другого деревца, откуда было не только видно все, что делается у пруда, но и слышно, о чем там говорят.

Пуголовица стоял с винтовкой на берегу, а Ракша и еще один парень тащили невод. Они увидели Норда, когда тот вынырнул из темноты.

— Собака! — испуганно крикнул Пуголовица. — Бегите! Собака!

В этот миг от будки донесся крик:

— Аля-ля-ля! Бери его! Бери! Аля-ля-ля!

Норд метнулся к ворам и залаял еще шибче, готовый прыгнуть в воду. Ракша и второй бросили невод и по воде пустились к машине. Пуголовица в испуге топтался на месте.

— Возьми его, черта! — еле выговорил Ракша, у которого от страха стучали зубы.

Голос старшего охранника приближался. Норд готов был уже броситься в пруд, и Пуголовица решился. Он схватил поводок и потянул собаку к себе, а воры выскочили из пруда и понеслись к машине.

— Я выстрелю в воздух! Не бойтесь! — бросил им вдогонку Пуголовица и выстрелил раз и другой.

Когда машина зашумела, Пуголовица отпустил собаку и поднял крик:

— Сюда! Караул!

А через полчаса у пруда собралось полно народа. Прибыли директор, остальная охрана, рабочие рыбхоза. Я тоже прибежал на место преступления — собаку теперь вели на крепком поводке.

Директор Костя увидел меня и удивленно проговорил:

— А ты тут что делаешь? Как ты тут очутился?

— Как это — что делаю? — обиделся я. — А кто же организовал налет на воров?

Однако меня никто не слушал. Слушали Пуголовицу.

— Честно признаюсь, думал вздремнуть, а потом говорю себе: э, нет! Тебя, Петренко, говорю себе, поставили стеречь народное добро!

— Мерзавец! Лгун! — уже не сдерживаясь, кричал я, но он продолжал врать.

— Пошел в обход, слышу — вроде плещется. Глядь, а там тянут невод. Ну, я сразу и бабахнул! Не знал, что у них автомашина, надо было по скатам дать! Да разве ночью попадешь?!

Все восторгались Пуголовицей, хвалили его, а на меня ноль внимания. И так у меня стало горько на душе! Кто рисковал жизнью, кто в самом деле спасал народное добро — и кому досталась слава!.. Хвалили Норда, хвалили старшего охранника, и только меня — можно сказать, организатора победы — никто не вспоминал. Я вздохнул и подумал о Писателе, у которого когда-то жил.

Он писал хорошие книги, они нравились читателям, но критики его почти не упоминали. Я удивлялся, почему Писателя не возмущает такое отношение. Однажды он сказал жене: