Поймав мышь, я ощутил новый прилив физических и моральных сил. В такие минуты хорошо думается, и я решил еще раз проанализировать обстановку.
«Сказал ли Веремиенко директору о гнусном предложении Петренко-Пуголовицы? — поставил я себе вопрос и ответил: — Нет, иначе Пуголовицу сняли бы с ночного дежурства». Обидно было за парня, решившего, что «моя хата с краю». А как облегчил бы он борьбу, рассказав руководству о воровских намерениях Пуголовицы!
Прибежал Серенький и знакомым мне тоном детектива бросил:
— «Тетка» приезжает завтра в двадцать два ноль-ноль.
Вечером дома говорили об отъезде профессора. Костя с женой уговаривали его остаться еще на несколько дней, но он не мог: дела призывали в институт.
— А как с Петренко? — спросил профессор.
Я старался не пропустить ни слова.
— Хорошо бы оставить его у нас. Думаю, институт обойдется без него несколько недель… — засмеялся Костя.
— Я не возражаю, но лучше спросить его самого.
На миг в выражении Костиного лица появилось что-то новое, но я не разобрал, что именно.
Позвали Пуголовицу. Я не сводил глаз с Кости, но прежнего выражения на его лице уже не было.
Пуголовица согласился остаться на горячую пору нереста карпов, и я радовался, что успею осуществить операцию «Взрыв», хотя и придется повозиться с писанием.
На другой день, отдыхая от писанины (коготки ужасно болели!), я осмотрел нерестовые пруды. Температура воздуха неуклонно повышалась: скоро наступит время, когда карп начнет метать икру.
Я обошел не все пруды, их более двух десятков, и все похожи друг на друга, как мышата. Воду в них еще не напустили, и можно было ходить по дну, заросшему мягкой травкой, которая называется лисохвостом. Должен сказать, что название выбрано на редкость удачно: у жены профессора была горжетка из лисьего хвоста, на которую я как-то улегся спать (это было одной из причин обострения наших отношений с профессоршей), и я уверяю, что трава значительно нежнее лисьего хвоста.
На берегу каждого пруда выкопали по две ямы глубиной с метр. От каждой ямы шла к пруду небольшая канавка, а на дне ям лежали кучи компоста. Прежде я путал компост с компотом и компостером, но это совсем разные вещи. Компост — сильно унавоженная почва.
Скоро в ямы напустят воды, и в ней расплодится масса дафний и циклопов.
По канавке они поплывут в пруд, а там их съедят мальки карпа.
Потом я осмотрел нагульные пруды, где устанавливали под водой кормовые столики.
Вернувшись домой и пообедав, я, хоть и устал, опять взялся за писание. Лапка немного отдохнула и не так болела. Я хорошо поработал три часа и написал третье слово. Потом, спрятав бумагу и карандаш, забрался в угол под кровать, чтобы избежать Леночкиных ласк, и скоро уснул крепким сном, как всякий, кто хорошо потрудился.
Разбудил меня Серенький. Часы показывали около восьми вечера, следовало спешить. На наше счастье, к прудам шла машина, и через четверть часа мы оказались на месте.
О чем будут сегодня сговариваться жулики? Этот вопрос не раз возникал в сознании и наполнял меня тревогой. На днях начнется подкормка рыбы. Успею ли я изложить все, что нужно, до того как мерзавцы выполнят свой черный замысел? Теперь, когда я пишу за день страницу, мне даже странно, что я одно слово мог писать целый день. Вот что значит тренировка!
Мы пришли к последнему пруду. Оттуда было видно шоссе, по нему одна за другой мчались машины. Когда солнце село, к пруду прибрел Пуголовица. Боязливо озираясь, он ходил туда-сюда, пока на шоссе не остановилась машина, из которой выскочил Ракша. Машина проехала дальше.
Жулики пожали друг другу руки.
— Насилу уговорил профессора оставить меня здесь на две недели! — сказал Пуголовица.
— А когда же начнется подкормка?
— Может, дня через три!
— На четвертый и возьмемся за дело.
— Э, нет. Первую ночь будут стеречь. Лучше так: дня через два-три начнем сажать карпов на нерест. Как закончим, сразу и поохотимся. — Он усмехнулся. — И я, скажу тебе откровенно, хочу так подогнать, чтобы, как заберем рыбу, сразу и податься отсюда.
— Да это бы и лучше. Только долго ждать!
— Ну, а я тебе зато гостинец дам…
— Какой еще гостинец?
— Помнишь огромного карпа, которого поймали в день, когда мы с тобой первый раз встретились? Как посадят его в нерестовый пруд, я сразу и приволоку. На веревочке оставлю в углу пруда.
— На двух палочках? — хихикнул Ракша.
— Конечно.
— А как же я узнаю, когда начнется нерест? — вдруг всполошился Ракша.
— Так ты же ездишь тут каждый день. Увидишь, что в нерестовые пруды пускают воду, на другой день и приходи бери гостинец.
Тут послышались шаги. Ракша мигом удрал на шоссе. Через минуту явился старший охранник.
— Ты с кем-то говорил? — спросил он Пуголовицу.
Тот расхохотался.
— Говорил.
— С кем?
— Да сам с собой, — хохотал жулик.
— О чем же? — засмеялся и охранник.
— Да о чем? Домой пора ехать, а тут задерживают… — Он тревожно покосился в сторону шоссе и прибавил: — Тут все в порядке. Пошли?
Но старший не уходил. Он решил закурить и долго свертывал самокрутку. Наконец закурил, затянулся и проговорил:
— Должно, послезавтра начнем нерест…
— Для того-то меня и задерживают…
— Погода теплая… Карп любит тепло… — тянул старший охотник. — Восемнадцать градусов вода — карп нерестится, семнадцать — не хочет! Без градусника чует градусы… Карпу восемнадцать, а нам с тобой сорок, хе-хе-хе…
Вдруг в полукилометре от нас зашумела автомашина. Старший охранник перестал смеяться и, когда машина тронулась, предложил:
— Пойдем?
В сумерках мне показалось, что он глянул на Пуголовицу с насмешкой. Но я не был уверен, так ли это или только показалось…
Мы с Сереньким подождали, пока охрана скрылась в темноте, и, мирно беседуя о том о сем, двинулись домой, где немножко попели на крыше конторы, а потом под проклятья ночного сторожа отправились спать.
Утром профессор уезжал. Природа, озаренная лучами весеннего солнца, радовала зеленью трав. Вокруг пахло вербным цветом, а мне хотелось плакать. Мой профессор! Ты дважды спас меня от смерти, защитил от гнева своей жены и вырвал из рук Пуголовицы. Ты привил мне любовь к ихтиологии. Ты сделал меня сознательным борцом за рыборазведение. Смогу ли я отплатить тебе за все? Увидимся ли еще когда-нибудь?
Поехать с ним я не мог. Во-первых, на мне лежала моральная ответственность за борьбу с браконьерами; во-вторых, я боялся жены профессора. Быть может, кому-нибудь покажется странным, что я, не испугавшийся пса Норда, боюсь слабой женщины? К сожалению, это случается не только с котами. Тиран, русский царь Александр III, которого боялось полмира, тоже боялся своей жены… А знаменитый философ Сократ? Разве он мало терпел от супруги?
— Будь здоров и счастлив, Лапченко! — сказал профессор, целуя меня.
От волнения я не мог вымолвить ни слова, и только слезы катились по моей черной щеке.
Я помахал машине лапкой и долго стоял, глядя ей вслед, а потом пошел в комнату и с новой силой взялся за письмо.
Когда боль в коготках стала нестерпимой, я наскоро пообедал и побежал на пруды. Я совсем забыл о том пруде, куда пустили карпов с самками, чтобы ускорить нерест. Что там делается?
Я основательно вспотел, пока добрался до пруда, и, запыхавшись, залез на мостки, с которых кормят рыбу. Столик находится под водой, и если кидать корм прямо в воду, он расплывается и может очутиться за пределами столика. Поэтому придумали подавать корм через деревянную трубку. Один конец ее на столике, а в другой сыплют корм.
Мое появление кого-то спугнуло. Бросив взгляд в воду, я замер, как перед мышиной норой.
Не прошло и пяти минут, как целая стайка малюсеньких рыбешек подплыла к берегу и тут же, как по команде, метнулась в сторону, блеснув тысячей золотых искр. Карпы!
Да, это были мальки, родившиеся недели три назад. Вот они еще немного подрастут, воду из пруда спустят, старых карпов осмотрят, а тех, что выметали икру, перенесут в маточные пруды; тех, что с икрой, — в нерестовые, а мелочь — в выростной пруд, где она будет расти и набираться сил.
Мальки стайка за стайкой подплывали к берегу и, играя, снова удирали. Сколько же их? Я улыбнулся, вспомнив, что раньше, когда еще не очень разбирался в ихтиологии, думал, будто мальков считают по одному или парами, как котят. Я тогда никак не мог сообразить, сколько же надо времени, чтобы пересчитать несколько миллионов мальков.
А оказывается, считать их очень просто. Их мерят кружкой. Подсчитывают, сколько в одной кружке, а потом умножают на количество кружек. И все!