Чтобы привести лаборантку к ракам, я обратился к проверенному методу: объяснив ей, в чем дело, я с криком кинулся в нужном направлении, заставляя ее идти за мной. Когда она возвращалась, я поворачивал за нею, а затем снова бежал вперед и манил ее за собой. Поморочиться пришлось довольно долго — Аделаида спросонья никак не могла сообразить, что мне надо.
Раки двигались очень медленно, и вскоре мы их догнали, а через час вокруг собралась толпа. Беглецов переловили и пустили в другой пруд, а меня так благодарили, что чуть не задушили.
Интересно было выяснить, почему раки покинули пруд и куда они удирали. Обычно раки вылезают из воды, захворав чумой, — тогда они вылезают на берег, чтобы умереть на суше. Но теперь скрупулезными анализами было установлено, что чумы в пруду нет и раки здоровы. Мы послали письмо нашему профессору, но он ответил, что наука пока не в силах ответить на наш вопрос.
Я обратился к местным котам, но никто ничего не мог сказать, только верующая кошка высказала предположение, что это не иначе как божья воля.
— Неужели богу нечего больше делать? — насмешливо спросил я.
Но кошка не оценила моей иронии.
— Да уж, после того как вы поймали всех мышей, ему нечем развлечься.
— Ах, вот что! — проговорил я, а остальные коты и кошки только покачали головами, глядя на старую дуру.
Лето кончилось, пришла осень. В литературе существует столько чудесных описаний осени, что я не стану еще раз рисовать картину этой поры года. Скажу только о том, что поразило меня осенью на прудах.
Лягушки! Осенью эти отвратительные существа засыпают, и тогда их вместе с рыбой вытаскивают из воды целыми кучами. Жирные, противного серо-зеленого цвета, уродливые, в бородавках, они чуть-чуть шевелятся. Меня мутило, когда я смотрел на них. Спасибо рыбакам — они засы́пали лягушек известью и зарыли в землю.
Так им и надо! Это ведь лягушки съедают икру карпов и карасей. А головастики! Ведь они вредны для рыбы не меньше, чем лягушки!
Зато сколько было радости, когда разгрузили канал и оказалось, что половина больных карпов выжила, выздоровела и теперь у нас будет целых пятьсот тысяч карпов, не боящихся краснухи. А может быть, даже их потомство иммунно к этой болезни. Карпы были толстые, крепкие. Когда их высыпали в корзину, чтобы перенести в «живорыбную» цистерну, они на полметра подпрыгивали. Подумать только, весной их хотели уничтожить, закопать в землю, потому что в пруду они все равно подохли бы…
Потом стали разгружать выростные и нагульные пруды, чтобы перенести часть рыбы на зимовку, а годовалых — в море.
В день, когда закончили спускать воду, ко мне прибежал взволнованный Серенький.
— Радуйтесь! — проговорил он таинственно.
— Что случилось?
— Пляшите!
Я поморщился.
— Письмо?
— Нет.
— Телеграмма от профессора? — Я начинал сердиться.
— Нет, — интриговал меня Грей.
— Знаете, Серенький… — раздраженно начал я.
— Неужели не догадываетесь? Сопоставьте факты!..
Это уже походило на издевательство. Я вспыхнул:
— С кем вы разговариваете!
Но Серенький и тут не испугался, что заставило меня задуматься.
— Неужели? — прошептал я, и от радости сжалось сердце.
— Да! Ваш план «Молния» дал результаты! О жуликах сегодня написано в областной газете. — И он рассказал, что Ракшу и Пуголовицу судили. — И знаете, сколько денег нашли у Пуголовицы? Целых сорок сберегательных книжек. Почти на двести тысяч рублей!
— Наши усилия не пропали даром, мой дорогой Грей, и вы… — начал я торжественно, но он перебил меня:
— Прошу вас, не называйте меня Греем, зовите, как и раньше, Сереньким, а еще лучше — Серым.
Я вытаращил глаза.
— Это была моя мальчишеская ошибка, а сегодня мне исполнился год от роду. И к тому же не хочется быть похожим на нашего стилягу Эдика…
— Жму тебе лапу, мой дорогой Серый, и поздравляю с совершеннолетием! С совершеннолетием в самом широком смысле этого слова! — взволнованно проговорил я и крепко обнял друга.
Я вспомнил, как Пуголовица клялся, что у него отняли тогда его добычу. Выходит, врал…
Довольный тем, что зло наказано и что Серенький так морально вырос, я в отличном настроении побежал на пруды. Там уже выбирали из невода рыбу, и я удивился, увидев большие, пятидесятикилограммовые корзины медно-красных карасей. Их никто здесь не разводил, они остались после того, как отвели реку, протекавшую по этой долине, до того как вырыли пруды. Таких чудесных карасей я никогда не видел! Да и неудивительно — они росли на харчах карпов!