Раненого уложили в доме Ага, и все завидовали девушке. Женщины приносили ягоды, рыбу, мясо, причем каждая требовала, чтобы раненый ел только принесенное ею. Они старались чем-нибудь помочь больному: поправить подушку, подоткнуть одеяло или просто коснуться рукой его волос, и ссорились с Ага, которая не позволяла им долго сидеть около его постели.
— Почему ты прогоняешь нас? — обижались женщины. — Он такой же твой, как и наш. Мы пожалуемся военному в очках, что ты забрала его себе.
Но, встречая кого-нибудь с другой реки или с гор, они с гордостью сообщали:
— Мы лечим раненого русского. Он защищал родину от японцев. У него есть орден. Военный с парохода знал, кому поручить его. Ведь Ага лучший врач на побережье. Она целых три месяца училась в районе на доктора. Она получила часы в награду за отличные успехи.
Люди из соседних долин завидовали жителям Наватумы и просили у них позволения принести раненому какой-нибудь гостинец.
— Э, нет! — возражали те. — Это наш раненый. Вы можете только посмотреть на него. Да и то, если позволит Ага.
Летчик быстро выздоравливал, но неожиданно ему стало хуже. Может быть, влажный морской воздух был причиной того, что у него начало ломить в суставах и перестала заживать рана. Лицо раненого, уже было порозовевшее, снова пожелтело, и он лежал стиснув зубы, чтобы не стонать.
Ага не отходила от постели больного, похудела и побледнела. Возле ее жилища, ожидая, пока девушка выйдет из комнаты, всегда сидели несколько женщин, чтобы узнать о состоянии раненого. Они ни о чем не спрашивали Ага — по ее лицу было видно, что больному плохо.
Из районного центра, за двести километров от Наватумы, вызвали врача. Он осмотрел летчика и ничего не сказал.
Уже садясь на коня (на побережье летом все ездят только верхом на лошадях или оленях или ходят пешком, потому что горные дорожки так узки и неудобны, что никакая повозка не проедет), он обратился к Ага:
— Больному нужен курорт. Лечебная вода. Я пошлю радиограмму. Может быть, еще успеют вывезти его отсюда.
Все в Наватуме загрустили.
— Нашему раненому хуже. Такое несчастье! — печально говорили наватумчане, встречая кого-нибудь с другой реки.
— Ему нужно ехать на теплые воды.
— Такое несчастье! — вздыхал гость, потому что теперь уже весь округ считал раненого своим.
Глаза у Ага совсем запали, и она сделалась такой же желтой, как летчик. Она теперь позволяла другим женщинам сидеть возле больного, а сама часто выходила за дверь и, никого не стыдясь, плакала. Наплакавшись, опять возвращалась к постели больного.
По всем соседним долинам и в горах пошла печальная весть:
— Наш раненый умирает.
Однажды в Наватуме остановилась оленья упряжка.
— Мике приехал! — узнали его люди.
«Что могло случиться, что старик оставил порученный ему табун?» — возникал у каждого вопрос.
Мике кряхтя слез с оленя и направился к Ага. Девушка, увидев старика, удивилась. Два года Мике не приезжал к морю рыбачить — пас колхозных оленей.
«Может быть, важная новость? — подумала Ага. — Но ведь можно было отправить сюда кого-нибудь помоложе, а не тревожить старика!»
Мике поздоровался и сразу же подошел к летчику. Он глянул на раненого, потом откинул одеяло на его высохшие, с опухшими суставами ноги и сказал:
— Оденьте солдата и несите за мной.
— Куда? — испуганно спросила девушка.
— Несите за мной, если хотите, чтобы он остался жив!
Он сказал это так твердо, что Ага почувствовала себя маленькой девочкой — как будто и не училась три месяца на доктора. Женщины завернули раненого в одеяла, положили на носилки и двинулись за стариком. Люди выбегали из домов и юрт и молча смотрели, как процессия прошла вверх по реке и исчезла среди зарослей кедровника.
Мике повернул к горячим ключам, и носильщики увидели среди могил юрту, а рядом новую, выбитую в каменном грунте ванну. Женщины поняли замысел Мике и все вместе закричали:
— Мы не дадим нашего раненого! Он умрет от этой воды!
Вокруг виднелись могилы с крестами и без крестов, и Ага стало жутко.
— Сегодня будет самолет! Наш раненый поедет на теплые воды. А в этих источниках я не позволю купать его, — сказала она.
Мике сделал канавку и напустил полную ванну горячей воды. Он несколько раз попробовал воду пальцем, потом языком, то и дело поглядывая на женщин, стоящих как стража у носилок.