«О, я знаю, какой была эта библиотека до войны!» — хотел сказать Галиенко, но, чтобы не выдать своего волнения, только утвердительно кивнул головой.
В комнате еще стоял запах кирпичной пыли и недавнего боя, и Галиенко вспомнил тот особый аромат библиотеки, который был здесь когда-то, — запах книг, смешанный с едва ощутимым запахом духов и дорогого табака, исходящим от насквозь прокуренных ученых. Галиенко знал и эту женщину, всегда строгую и внимательную. Она напоминала ему почему-то Софью Перовскую, Веру Фигнер…
Галиенко улыбнулся. Она забыла, конечно, как когда-то два дня искала ему нужную статью в старом сборнике, точного названия которого Галиенко не знал. Он до сих пор помнит ее счастливое лицо, когда она нашла эту статью. Тогда Галиенко только удивился, видя такую бескорыстную старательность. Теперь он по-новому понял внутренний мир этой женщины, которая на следующий день после освобождения города пришла в разрушенную библиотеку, поставила здесь столик и стала выдавать книги, спасенные от захватчиков.
— Я хотел бы взять этот томик с собой, — сказал Галиенко. — Я верну его в конце дня.
Лицо библиотекарши омрачилось.
— Но… Теперь такое время… Понимаете, товарищ, это единственный экземпляр поэм… Может быть, кто-нибудь еще захочет почитать…
— Я верну. Вы можете не сомневаться, — сказал Галиенко. — Человек, который зашел в библиотеку сразу после боя, знает цену книги и уважает того, кто открыл библиотеку сразу после боя…
— Это так, — женщина совсем смутилась. — Я верю вам, но… Ваша часть может неожиданно пойти дальше… Я буду очень огорчена… Я столько намучилась, когда прятала эти книги от фашистского костра! Вы не поверите, но фашисты сжигали наши книги на кострах!.. Мне хотелось бы, чтобы эта книга принадлежала всем, а не одному… Нет, я не могу дать вам книгу…
Галиенко вздохнул.
— Знаете что? — вдруг повеселела женщина. — Садитесь на мой стульчик. У вас усталый вид… Вы почитаете здесь… Правда? — мягко, как ребенку, сказала она.
Галиенко почему-то вспомнил свою мать, и у него защекотало в горле. Он прокашлялся и сказал:
— Я, собственно, потому так настаиваю… Меня просили бойцы прочитать им что-нибудь хорошее. Я прошу эту книгу для целого взвода красноармейцев.
— Что ж делать, — беспомощно сказала библиотекарша. — Я, право, не знаю, что делать… Ну хорошо, возьмите… — Она вздохнула, и Галиенко почувствовал, что это для нее большая жертва.
— У меня только воинские документы, — сказал Галиенко. — Я не имею права оставить их вам в залог, но даю честное слово, что книгу верну. Честное слово солдата!
Оба офицера снова посмотрели на Галиенко с тем сосредоточенным и суровым выражением лица, какое бывает у людей, когда они, глядя на кого-нибудь, думают о чем-то своем.
— О нет, — серьезно сказала библиотекарша. — Такое обещание слишком обязывает. Лучше не давайте слова. Я верю вам и так… Чтобы доказать это, я запишу, что вы брали книгу, только после того, как вы вернете ее, — грустно улыбнулась женщина.
— Ну вот и хорошо. Вы работаете до пяти? Это будет такой подарок бойцам! — Галиенко поклонился библиотекарше и, виновато глядя на нее, взял книгу.
…Библиотекарша просидела до шести, но книгу не возвратили. Такие честные, хорошие глаза были у бойца, а слово он не сдержал. Она старалась найти оправдывающие обстоятельства, но грусть и обида не утихали.
«Ну что здесь, в конце концов, такого? — спрашивала она сама себя. — Погибли два миллиона томов. Погибли двести тысяч людей в нашем городе от голода. Что такое в сравнении с этим одна книга?»
Но сердце старой библиотекарши не могло успокоиться. И не потому, что, когда прятала этот томик Пушкина от фашистов, она рисковала жизнью. Нет. Зачем он так легкомысленно дал честное слово воина?
Ночью она долго не могла заснуть. Где-то на окраине города стреляли. К этому она привыкла. Она лежала, и ей все виделись глаза бойца, такие хорошие и честные, слышался его взволнованный голос. Может быть, он принесет книгу завтра?
Утомленная бессонной ночью, она утром поспешила в библиотеку. Серо и неуютно было в ободранной, с отбитой штукатуркой комнате. За ночь грязно-черная пыль толстым слоем осела на ящике, на подоконниках, на книгах.
Заходили солдаты, офицеры, штатские, и женщина немного успокоилась. Общая радость передавалась и ей, и только где-то в глубине сознания щемило неприятное воспоминание.
Уже потеряв надежду, библиотекарша все еще вглядывалась в каждого, кто входил в комнату.
«Нет, не он…»