25 марта Александер приказал Паттону направить танки через боевые порядки 1-й и 9-й пехотных дивизий и нанести удар в направлении Габеса. Паттон с большой охотой сформировал танковую группу поставив ей задачу пробиться к морю. Приказ, однако, обязывал Паттона продвигаться осторожно, шаг за шагом очищая возвышенности от войск противника, прежде чем ввести в бой танки.
Пехота Паттона уже больше недели вела бои за горные рубежи. Продвижение было медленным, оно истощало силы и давалось дорогой ценой. Противник укрепился на высотах, с которых просматривается дорога, и с этих укрепленных позиций наносил тяжелые потери наступавшим американским войскам. Бой за Эль-Геттар превратился в схватки за горные хребты, и продвижение корпуса вперед стало зависеть от продвижения отдельных патрулей. Ибо прежде чем Паттон мог использовать в долине свои танки, пехота должна была выбить противника с соседних высот.
Чтобы задержать танки Паттона, противник прикрыл свой путь отхода противотанковыми минами "Теллер", похожими на пирог. Здесь в долине противотанковые мины могли применяться с таким же большим эффектом, как и в Ливии. Не удовлетворившись этим, противник усеял свои позиции противопехотными минами натяжного и нажимного действия. Наиболее опасные противопехотные мины наши солдаты уже прозвали "прыгающими Бетти". Эта мина представляла собой небольшую металлическую коробку размером с консервную банку для персиков, заполненную стальной шрапнелью. Мина зарывалась в землю, на поверхности оставались только три усика детонатора, который срабатывал, когда пехотинец касался ногой усика или задевал за специально натянутую проволоку. Мина подпрыгивала в воздух на высоту немногим более метра и с грохотом разрывалась. Шрапнель разлеталась на расстояние до 15 метров.
Танковой группой, созданной Паттоном для прорыва через высоты за Эль-Геттаром, командовал полковник Кларенс Бенсон из 1-й бронетанковой дивизии. Танковая группа Бенсона, как ее стали называть, состояла главным образом из танков и полугусеничных бронетранспортеров. Она была подвижной, быстроходной и обладала мощным автоматическим огнем.
В течение трех дней группа Бенсона вела бои в долине за Эль-Геттаром. И все три дня она откатывалась назад, оставляя после себя горящие танки. До тех пор пока противник не был выбит с высот, Бенсон не мог преодолеть противотанковую оборону. Паттон, поставленный в тупик неоднократными неудачами танкистов, попросил меня выехать в группу. Я на месте должен был убедиться, что неудачи не являются следствием отсутствия должной настойчивости и напористости у Бенсона.
В теплый, солнечный день ранней весной я выехал на джипе из нашего штаба, размещавшегося в здании жандармерии в Гафсе, направляясь в Эль-Геттар с его финиковыми пальмами. Мы проезжали мимо убогих хижин арабов, пробиваясь через поток грузовиков и санитарных машин к фронту. Наконец мы достигли обратного ската открытой высоты, где были сосредоточены машины командного пункта Бенсона. В общей сложности там находилась дюжина танков и гусеничных бронетранспортеров, собранных на голом склоне. Кругом чернели щели, вырытые в твердой, коричневой земле. На случай воздушного налета тут же находилась пара самоходных 37-миллиметровых зенитных пушек "Бофорс".
После каждой атаки Бенсона с целью прорваться по дороге на Габес немцы становились все более настороженными на этом участке фронта. Налеты германских самолетов участились. Бомбардировщики "Ю-87" разведывали наши артиллерийские позиции и места сосредоточения машин, а истребители "Ме-109" и "Фокке-Вульф-190" производили стремительные штурмовые налеты.
Я стоял у полугусеничного бронетранспортера вместе с бригадиром Чарльзом Данфи, британским офицером связи, прикомандированным к 2-му корпусу. Мы изучали по карте план боевых действий группы Бенсона. Внезапно раздались три пронзительных свистка, предупреждающие о воздушном налете.
Щурясь от утреннего солнца, я увидел в воздухе 12 двухмоторных бомбардировщиков, приближавшихся к нашим позициям на высоте около 2500 метров. Мы не открывали огня, надеясь, что немецкие пилоты не заметят нас. Самолеты пролетели мимо. Мы с Данфи продолжали изучение обстановки.
Через несколько минут вновь раздался свисток. Бомбардировщики кружили над нами, заметив нас. Зенитные пушки открыли огонь, а мы укрылись в щели. Земля вздыбилась под нами, когда бомбы накрыли наши позиции. Ударной волной с нас сорвало каски и засыпало песком. Через несколько секунд на командный пункт были сброшены осколочные бомбы.
Когда я вылез из щели, Данфи истекал кровью; он был ранен в бедро. Я остановил кровь, наложив жгут на бедро, и отдал Данфи мои таблетки сульфидина. Бридж оторвал кусок от своей рубашки и перевязал кровоточащую рану в плече. Одна из бомб упала между двумя щелями. В одной был Хансен, во второй адъютант Паттона капитан Ричард Джексон (из Пасадены в штате Калифорния). Джексон был убит; подле валялись разбитые вдребезги часы. Водитель джипа бесследно исчез, по-видимому, в результате прямого попадания. К моменту прибытия санитарных машин артиллерия противника нащупала наше местоположение. Пока мы торопились подготовить раненых к эвакуации, первая санитарная машина была разбита. У моего джипа, изрешеченного осколками, две шины были повреждены.
Во второй половине дня Хансен доставил тело Дженсона в Гафсу на своем джипе. Паттон немедленно сел в машину и проехал на небольшое французское кладбище в европейской части города. Там лежали два десятка убитых, завернутых в покрывала и подготовленных к погребению. Паттон стал на колени у тела Дженсона, слезы катились по его щекам. Он достал из кармана маленькие ножницы и отрезал прядь волос, чтобы послать матери Дженсона. Он положил прядь в бумажник и молча поехал обратно через город.
В этот же день Паттон дал радиограмму английскому командующему авиацией поддержки Конингему с жалобой на недостаточный перехват союзными истребителями германских самолетов на нашем фронте. Мы оба были обеспокоены деморализующим воз действием авиации противника на наши войска.
Отмечая активность противника в воздухе в этот день, оперативный отдел штаба 2-го корпуса сообщал в донесении от 1 апреля:
"Передовые части все утро подвергались продолжительной бомбардировке с воздуха. Полное отсутствие воздушного прикрытия наших войск дало возможность германской авиации действовать почти беспрепятственно. Авиация противника подвергла бомбардировке командные пункты всех дивизий и сосредоточила свои усилия против частей, наносящих главный удар".
Ответ командующего тактической авиацией Конингема Паттону был резким. Поставив под сомнение точность донесения 2-го корпуса, Конингем радировал Паттону: "Я думаю, что Вы не намерены заставить командиров американской авиации заниматься только обороной. Мне кажется, то Вы хотите прибегнуть к дискредитировавшей себя практике ссылаться на авиацию в оправдание отсутствия успехов на земле. Если же Ваше донесение объективное и соответствует действительности, тогда остается только предположить, что личный состав 2-го корпуса, о котором идет речь, не соответствует требованиям современного боя{5}.
Учитывая отличную и успешную деятельность американской авиации, прошу положить конец направлению в наш адрес подобных неточных и преувеличенных донесений. 12-е командование авиационной поддержки получило указание не обращать внимания на необоснованные вызовы авиации, которые могут привести к уменьшению эффективности действий авиации по оказанию поддержки 2-му корпусу".
Конингем еще более осложнил дело, послав копии этой радиограммы всем старшим офицерам на средиземноморском театре военных действий.
Как только Паттон получил телеграмму Конингема, он бросился к телефону и позвонил в Алжир. Эйзенхауэр попытался успокоить возмущенного до глубины души Паттона, обещая, что Конингем извинится перед 2-м корпусом.
"Извинение", однако, представляло собой короткую телеграмму из 27 слов, адресованную всем командующим, в которой говорилось, что предшествующую телеграмму Конингема следует считать "недействительной".