Когда через пять недель англичане покидали СССР и составляли обращение к правительству, так называемую декларацию, ни Слуцкому, ни Горбачеву, ни целой плеяде видных коммунистов не удалось заставить их выбросить из декларации следующую фразу: «Необходимо признать, что санитарные условия во всех рабочих районах, которые мы посетили, крайне негигиеничны и требуют немедленной реформы».
По этому поводу мне вспоминается, между прочим, и такая сценка.
Время – 1932 год. Место действия – Дворец труда. Кабинет генерального секретаря Профинтерна, товарища Лозовского. Товарищ Лозовский беседует с американской делегацией. Высокие, чисто выбритые, краснощекие американцы благоговейно взирают на руководителя международного профсоюзного движения и тщательно записывают в блокноты его, порой остроумные и меткие, порой просто нахальные ответы на их вопросы.
И вот, один из американцев решается задать еще один вопрос:
– Почему во Дворце труда так антигигиенично устроены уборные, что за сто шагов уже знаешь, где они находятся?
Мы все – переводчицы и референты – затаили дыхание и ждем: что-то ответит «сам»?
«Сам» Лозовский, засунув большие пальцы в кармашки жилета, откидывается в кресле, обводит американцев насмешливым взглядом и говорит:
– Мы предпочитаем иметь вонючие уборные, но власть Советов, чем иметь чистые уборные и быть под пятой у буржуазии.
Секунда недоуменного молчания. Затем взрыв аплодисментов. Лозовский победоносно оглядывается на Кастаньяна и других коллег-профинтерновцев.
На следующий день, в шесть часов вечера, Горбачев подозвал меня к себе и, почему-то лукаво подмигивая, сказал:
– Баня готова. Ведите своих «институток».
Оказалось, что шахтное управление решило побаловать англичан настоящей русской баней. Несмотря на то что в «царском вагоне» была ванная, Горбачев решил почему-то никого в нее не пускать, так что потребность вымыться была большая. Сообщение о бане произвело среди англичан сенсацию. Перед отъездом из Англии им рассказывали всякие «клюквы» о России и, между прочим, что-то говорили о «русской бане».
Но дело оказалось не так просто. Мы уже четверть часа в предбаннике, я прошу делегаток раздеваться, доказываю им, что им совершенно нечего стесняться, что мужчин здесь ведь нет. Все безуспешно. Они не привыкли раздеваться в месте, где находится несколько человек. Где же кабинки? Разъясняю, как только могу, что в русской бане и раздеваются, и моются вместе.
– Oh, how shocking!
Нет, они ни за что не будут купаться вместе. Это quite impossible. Это совсем не принято в Англии, и они стесняются. Особенно миссис Кук.
Видя, что уговоры мои не действуют, начинаю с живого примера. Раздеваюсь под их шокированными взорами, выхожу в баню и оставляю дверь открытой. Беру шайку, наливаю воды, начинаю мыться. Через минуты три слышится придушенное хихиканье, переходящее в звонкий и откровенный смех. Самая молодая из моих «институток», миссис Джонсон, делегатка Нортумберлэнда, и ее подруга миссис Грэй, решили в конце концов последовать моему примеру. Разделись и этакими Венерами стоят в уголке банной комнаты. Я решаюсь на еще более энергичные действия, хватаю шайку с водой и выливаю на них. Смех, визг, но лед проломан, и скоро мы все моемся вовсю. Повела их в парную, остались очень довольны. Вспоминают небось и до сих пор.
После Горловки – Сталино, после Сталино – Юзовка. Везде одна и та же картина. Везде встречи, митинги с однотипными речами, везде угощения, банкеты с просьбой рассказать «там, за границей», всю правду о Советской России, везде нам показывают лачуги и землянки, в которых-де жили горняки при кровавом царском режиме и «коттеджи», вроде описанного мною выше. Но чем дальше мы колесим по Донбассу, тем более щелок для «познания» советской жизни.
Беспризорные
Одной из таких щелок оказался тот факт, что мы жили в вагонах. По утрам на остановках англичане, как правило, выходили на площадку чистить себе ботинки. Никто из «начальства» не обращал на это особого внимания. Я же, как спавшая в одном купе с делегатками, заметила, что они куда-то таскают бумажные пакетики с остатками завтрака, обеда или ужина и очень при этом секретничают. Выхожу как-то следом за миссис Грэй и вижу, как она сует пакетик куда-то под вагон, а оттуда протягивается черная замурзанная детская рука. Ага, вот в чем дело! Беспризорные! Их крутилось всегда много в те и в последующие годы на железных дорогах, но я была так занята, что как-то не имела времени выходить из вагона и поэтому не заметила, как много их собралось как раз у наших вагонов. Они прятались большей частью под буферами и около колес, а когда видели англичан, – просили у них хлеба. Сердобольные англичане давали, но, очевидно, думая, и совершенно правильно, что ребят будут преследовать, старались о них ничего не спрашивать и их не выдавать. Установился, так сказать, немой контакт. Я, разумеется, тоже ничем не выдала того, что я видела. Наоборот, это было очень хорошо: англичане сами увидели хоть частичку оборотной стороны того, что им показывали.